Харка, сын вождя

Толпа хлынула внутрь. Шатер быстро заполнялся людьми, запахами, звуками. Хорошенькие девушки предлагали зрителям разные угощения. Цирковой оркестр занял свое место над выходом на манеж, музыканты принялись настраивать инструменты.

У входа в шатер вдруг вспыхнула какая-то словесная перепалка. Посыпались ругательства и взаимные оскорбления: «бандиты», «разбойники», «обманщики», «сволочь», «сброд», «ослы», «идиоты», «собаки»… Ссора грозила перейти в драку. Распорядители, находившиеся в шатре и помогавшие гостям найти свои места, бросились ко входу. Там на мгновение воцарилась тишина. Потом группа каких-то людей, рвавшихся внутрь, была общими усилиями выдворена на улицу, где нарушителей порядка так привели в чувство, что они, верно, забыли и думать о своем намерении посетить цирк. Вскоре после этого в ложе появился Джим с толстой златокудрой дамой из кассового вагончика. Они заняли оставшиеся два места.

— Что там произошло? — поинтересовался художник.

— Какие-то шестеро мошенников пытались обмануть контролеров, — ответил Джим. — Заявили, что у них билеты в нашу ложу! Мол, они купили их в кассе.

— Перед тобой?

— Передо мной! Неслыханная наглость! Ну ничего, им уже вправили мозги.

Златокудрая дама ухмыльнулась.

Художник вздохнул и не стал протестовать против таких методов достижения цели. Он понимал, что это бессмысленно. Но решил как можно скорее избавиться от этого Джима.

Оркестр грянул бравурный марш. Артисты, которые должны были принимать участие в представлении, вышли на манеж и пошли по кругу. Раздались первые, еще жидкие, но благосклонные аплодисменты.

Сначала выступали акробаты. Харка внимательно следил за каждым их движением. Хлопать в ладоши он не привык и поэтому воздерживался от аплодисментов. Музыка показалась ему чересчур громкой. Он с нетерпением ждал номера с лошадьми. Еще больше его интересовали индейцы и ковбои — даже больше, чем брыкающийся осел. У художника была программка, и в промежутке между двумя номерами, когда униформисты сворачивали ковер и убирали реквизит, он прочел своим товарищам, что должно было последовать дальше. Индейцы и ковбои — гвоздь программы — выступали после антракта. Перед антрактом должен был состояться аттракцион с брыкающимся ослом — как своего рода клоунада.

На манеже тем временем демонстрировала свое искусство молодая наездница. Харка очень скептически смотрел на ее трюки. На такой широкой лошадиной спине и при таком ровном беге лошади нетрудно вставать на цыпочки или стоять на одной ноге. Запрыгнуть на лошадь девушка могла лишь при помощи специального маленького трамплина. А вот как бы она это сделала в прерии? Или она всюду таскает с собой свой трамплин? Впрочем, она ведь всего лишь девушка. Смешно ожидать от нее большего.

Гораздо интереснее ему были дрессированные лошади, хотя дрессировщику достались менее восторженные аплодисменты, чем улыбающейся наезднице. По сигналу — хлопок бича и короткий крик — на манеж выбежала группа красивых, холеных лошадей, которые опускались на колени, ложились, притворялись мертвыми, вставали. Без наездников! Вот это выучка! Харка подумал, что ему тоже не мешало бы кое-чему научить своего Чалого. Например, притворяться мертвым. Очень полезный навык!

Затем раздался звук трубы, и на арену выехал осел. На нем задом наперед, держа осла за хвост, сидел смешно размалеванный клоун в широком платье и длинных перчатках, с крохотной шляпкой на голове. Публика встретила его хохотом.

Клоун жестом попросил зрителей успокоиться и, когда шум стих, сказал:

— Господа! У меня такое впечатление, будто я сижу задом наперед — я никак не могу найти голову осла. Но может, у него вовсе нет головы? Не соблаговолит ли почтенная публика сказать мне это?

Зрители наивно подыграли ему и закричали, что ему нужно повернуться.

— Что? — спросил клоун, оттопыривая рукой ухо.

— Повернуться! — грянула публика хором.

— А, повернуться! Вот оно что! — Клоун закивал головой. — Спасибо, спасибо! Хорошо. Повернуться! Сейчас попробуем, сейчас. Постой-ка, мой милый ослик!

Но осел не останавливался, а продолжать ровно трусить по кругу вдоль барьера.

Клоун качал головой, публика посмеивалась.

— Повернуться… — еще раз повторил клоун. — Итак — три-четыре! — Он задрал ноги вверх, завалившись на спину, не выпуская из рук хвоста, потом вернулся в прежнее положение. — Не получается! Что же делать?

— Повернуться! — орали зрители.

— Да-да, повернуться!

Клоун подался вперед, словно собираясь перекувырнуться в сторону хвоста, но в ту же секунду свалился с осла и, плюхнувшись на песок, посыпанный опилками, раскрыл рот и ошарашенно уставился на публику. Осел остановился, вытянул голову и взревел:

— И-а-а-а!

— Теперь ты видишь, где у осла голова? — весело кричали зрители. — Сядь правильно!

Клоун встал, бросился к ослу и ловко, как опытный ковбой, вскочил на него. Но осел встал на дыбы, и «ковбой» в нелепом платье снова рухнул на опилки.

— А, чтоб тебя!.. Проклятая скотина! Ну погоди!

Он трижды безуспешно пытался сесть на осла, потом отвернулся от него и, скорчив презрительную гримасу, сказал: