Хазарянка

Неправедно баять, что вконец обветшавшие, однако несменяемые при жизни законодатели – номинальные управители Земли вятичей, вельми напрягали тех, кому были доверены кормила исполнительной власти и реальное управление. А и то верно: даже мухи, пред насекомым своим упокоем по поздней осени, наглеют сверх всяких пределов. А Твердиле отнюдь не улыбалось возможность злобных выпадов кусачих членов Высшего совета за прямые упущения по службе в связи со скандальным грабежом! Однако, с чего бы Вершиле – стяжателю, скупердяю, охальнику и редкостному пакостнику, вздумалось вступаться за него? И Твердило вдвойне насторожился. Впрочем, мигом нашелся ответ.

– Да и ты бы мог пособить мне извинительным содействием, – открылся Вершило. – Понятно, лишь в малом, однако истинная дружба и зачинается с малого, крепчая дале все боле и боле…

И удостоверившись, что Твердило – законченный прохвост и явный расхититель служебного достояния, включая и двух коней, выделенных под нужды внутреннего сыска, а допрежь, пребывая в силах, нещадный растлитель невинных юниц, втайне от жены своей – старой уродины в морщинах до самых пят, упорно не любопытствует вслух, продолжил он:

– Неловко молвить, а допекла мя жонка…

А не шелохнулся Твердило.

«Экий подлец! – оценил Вершило. – Издохнуть бы ему в муках!». И вновь отворил уста:

– Попала, аки кур в ощип, самая услужливая из дворовых девок ея. Выпороть бы ее, да выгнать вон, а жаль! – рукастая и сноровистая.

А виной всему тайный хахаль, именем Молчан. Задурил девке башку, вслед проник в самое сокровенное; ноне она непраздной ходит…

(О, чудовищная лжа! О, неслыханный поклеп! Да Молчан и не подозревал о прислуге той, и никогда не шастал он по дворовым девкам!).

«Мне-то, что за печаль, аще некая прислуга – на сносях?! Ври дале! А с тем Молчаном, припоминаю, уже промахнулся ты!» – мысленно постановил Твердило, продолжая лишь выслушивать.

«Да остаться тебе без погребального костра, равно без тризны – с песнями, плясками, ристалищами и поминальным пиром!» – окончательно взъярился один из главнейших чинов внешнего сыска. Однако огласил иное:

– Даже мне волнительно за бедолагу ту! Ведь жертва! А под видом любострастия была введена в татьбу….

«Татьба в любострастии се – ежели крадешь у чужого мужа. Девка же та – явно не мужатая. Не сходятся концы с концами! Оболгался сей!» – профессионально вывел глава внутреннего сыска при Высшем совете старейшин Земли вятичей, продолжая изгаляться над Вершилой упертым своим безмолвием.

«И пущай твои, не прошедшие очистительный огнь кости, что позорно для каждого усопшего вятича из достойных, окажутся не в глиняном горшке, где и подобает им, а будут преданы сырой земле – в знак намеренного унижения!» – подытожил мысленное свое проклятие Вершило. И перешел к сути:

– И поклялась моя, что отмстит за ту претерпевшую, примерно наказав прелюбодея!

Ты вправе спросить мя, каковым образом? Отвечу: на заре привязать его без одежд, обмазанного медом, к древу в глубине леса, и отвязать, всего покусанного, лишь на закате. И до скончания дней своих не забудет он!

Ты вправе спросить мя, возможно ли избежать ему той кары? Отвечу: возможно, аще поклянется до рождения будущего плода выплатить за душевные муки будущей роженицы в гривнах и мехах, ведь оный знатный ловчий.

Ты вправе спросить мя, кто скрытно передаст оного в руце самых могутных из дворни жонки моей, предварительно задержав? Отвечу: твои люди из внутреннего сыска. В том и заключается твое извинительное содействие…

«Поищи дурней себя! Не на того напал!» – констатировал Твердила, презрев и те вопросы, и собственные же ответы на них Вершилы. Нашел, кому подсказывать! Ведь мигом просек главный внутренний сыскарь Земли вятичей, что хахаль, якобы, неизвестный ему. точно попадет в могутные руце – токмо не дворни, а служивых внешнего сыска. Ему же, Твердиле, предлагается в оной акции второстепенная и неблаговидная роль, в заведомое злоупотребление должностными обязанностями.

А вдруг прознают о том те, кто мечтают его подсидеть? Плохо дело! А ежели, что еще хуже, докопается скрытный сыск? Случись подобное, даже Белозер, аще повезет привести его в относительно ясный разум, вряд ли сумеет отстоять!

И где тут прямая выгода для него самого? В упор не углядеть!

«Пора отверзать уста!» – твердо решил он. И отверз…

III

Вслед за приглашением – чрез мальчонку на посылках, от небезызвестного Глота: навестить его по месту коммерции, благонамеренный и состоятельный обыватель, именем Веденей, задумался, к чему бы сие. И не подозревал, что почтен вниманием матерого сходника Секретной службы Ромейской империи, пребывавшего ее нелегальным представителем в бассейнах Оки и Прони. Не было у него точек соприкосновения с оным оборотистым делягой, да и знакомство было лишь чисто шапочным (по правилам тогдашнего этикета, ручкались при встречах – в знак приветствия, токмо с друзьями, а отдаленные знакомцы лишь приподнимали шапки).