Хазарский пленник

— Решать тебе. Но Владимир увяз под Тверью. После резни в Полоцке его боятся. Отчаяние придаёт осаждённым силы. Если ты способен утвердиться в городе, пока он занят, поспеши. Или ты веришь, что Владимир вернётся в Новгород, и вы — братья — поладите миром?

Последнее предположение было высказано насмешливым тоном. Калокир дал понять, что мысль о мире абсурдна.

Берёзы, под которыми отдыхали офицеры, вздохнули, принимая первую ласку подкравшегося ветерка, зашелестели листвой. По небу скорей заскользили причудливые облака, и солнце всё чаще пряталось за предвестниками грозы.

Ярополк вскинул голову, оглядел небо и посетовал:

— Как бы не к дождю. Сидим тут, а время уходит. Говоришь, верю ли в мир? Не знаю. Владимир — сопляк. Но Полоцк взял? Самого я бы выставил из Киева тумаками. Он ведь сын наложницы. Какой там брат? Пускай катится в Новгород и радуется, что дали.

— Вот так и куют нож на свою погибель, — рассмеялся офицер. — Ты прост как дитя. Никаких мирных разделов! Никаких Новгородов. Враг есть враг. Упустишь — жди стрелу меж лопаток!

Остальные молчали, но заметно, что высказанное соратником не вызывает сомнений.

— Верно, — согласился Калокир и впервые кивнул офицеру. — Полумеры чреваты бедой. Владимир уничтожил всех — и Глеба, и Рогволда, пережил подосланного убийцу, да, да, говорю лишь то, что знаю, стал крайне осторожен, недоверчив. Не думаю, что вы поладите. Мой совет: спеши в город. Рискованно? Но ведь у вас катафракты. Тяжёлая конница — крепкий орех. Зубы обломают. Важно отбросить нерешительность. Если ищешь киевский стол, готовься к схватке. Переговоры, медлительность, сомнения — это яма. Провалишься, кто вытащит?

— Может, подскажешь нам, советник, сколько верного войска у Владимира? — спросил кто-то из офицеров, возвращаясь к подробностям, интересным византийцам. И тем подчёркивая, что советы и наставления они сами умеют давать.

— Скажу. Он привёл наёмников из Хазарии. За то и не люб горожанам. Хазаре падки до денег, берут своё и разбегаются. Осталось две тысячи. Но наёмники в сваре с киевлянами... в случае опасности бросят князя. А сборному войску необученных цена — медяк. Тысяч пять, семь. Стоят под Тверью. В городе только Претич с остатками рати Святослава.

— Ну, Претич нам не враг, — кивнул Ярополк.

И Калокир понял, что у князя вырвалось нечаянное признание. Тайное не стоило открывать послу. Скорей всего, Претич и есть опорный столб предстоящего княжения. Слишком уверенно сказано молодым князем. Юнец хотел набить себе цену. Проболтался.

— Тогда — чего ждать? Спеши, и всё образуется. — Калокир поднялся, поклонился собравшимся и князю, объяснил свою поспешность: — Мне пора в город. Наш разговор лучше сохранить в тайне. Для киевлян: я никуда не ездил, никого не встречал.

Послу подали коня, и вскоре лёгкая пыль поднялась за спиной пятерых всадников. Калокир не брал большой охраны, одевался неприметно, старался не шиковать. Трёх телохранителей да верного слуги довольно. Таких путешественников много на дорогах Киевской Руси. Кто запомнит? Купцы или посланцы князя, сборщики податей или коннозаводчики, мало ли кто мог топтать дороги?

К вечеру Калокир вернулся. В лагере Владимира его уже ждали. Провели в шатёр князя, минуя костры дружинников, не останавливаясь для пустых разговоров со встречными воинами.

— Калокир? — удивился Владимир. — Скоро. Не ждал. Ну, садись. Что, скажешь? Погоди, погоди Крутобора. Чтоб не повторять... Лучше начни с мелочей. Сколько их? Что за рать?

В походном шатре темно. Светильник скромный, огонёк мал, едва хватает, чтоб разглядеть лицо собеседника. Но заметно, что посол византийский устал. Пыль на лице. Губы обветрились. С удовольствием припал к фляге, глотнул воды. Отдышался. Сел расслабленно. Принялся рассказывать обо всём, как раз вошёл Крутко. А с ним Горбань. Более никого не ждали.

— Там два неполных легиона. Вряд ли наберётся тысяча тяжёлых всадников. Остальное, тысяч пять, пехота. Спешат к городу. Как я понял, Претич откроет ворота. Ждёт.

Калокир попытался разогнуть затёкшую спину, поморщился от боли, скрестил кисти на коленях и неторопливо продолжил:

— Не жди мира. Наедине с Ярополком не говорил. Но предложение мира ему неинтересно. Ты — первый враг. Легионеры что? Наёмники, им бы скорей кончить противоборство и вернуться. А Ярополк даже в Новгород тебя не пустит. Хвалится, что только он один вправе. Ты сын наложницы.

— Вот тебе и брат... — грустно склонил голову Крутко.

— Брат. Пока нет спора о столе, — поддакнул Горбань, скрытый тенью. Он сидел за Крутком, и его никто не мог разглядеть. Горбань всегда садится за спинами, в укромных уголках.

— Значит, отказался говорить о мире? — негромко признал Владимир.

— А ты как думал. Власть — не знает середины. Хочешь править, правь. А нет, выращивай капусту, как император Веспасиан. Был такой... бросил всё и удалился в поместье, сады, тыквы, грядки. Ну, это к слову...