Хазарский пленник

В ответ раздавались приветствия, крики радости, возбуждённый смех. Владимир, пьяный от восторга, от первой победы, проскакал вдоль поредевших сотен, оглядывая победителей. Вот тут-то и охнул Савелий, державшийся всё время возле стремени друга. Оглянувшись, князь увидел стрелу, пробившую горло. Что-то несуразное померещилось в ней, покрывшейся вмиг ясной кровью. Савка свалился с коня, губы шевелились, но расслышать, разобрать сказанное не судилось.

— Кто?! — крикнул Владимир, спешившись. Рукавица зацепилась за удила, и он случайно дёрнул коня, тот подал голос и мотнул головой, вырываясь. Князь не отпускал любимца и склониться над собратом не мог. — Кто?!

— А стрела-то наша! — ответил Крутко, прижимая голову умирающего к своим коленям. Тоже держался близко, исполняя долг, все они — собратья, его телохранители. Вот и Савелий сохранил чужое тело, а своё не сумел.

— С лесу стрельнули. С лесу! — догадался Крутко и взмыл в седло.

— Погоди, куда?! — крикнул Владимир, но опоздал. В спину крикнул. Потому и сам последовал за другом, переполняясь ненавистью. Понёсся, забыв о главном: князь и воевода всегда должен сохранить трезвость, приглядывать за другими. Но разве удержит кто молодого парня от мести? Вкатились в тень, под полог деревьев, зорко оглядывая каждый куст, забыв об опасности, слыша собственное дыхание и дыхание животных, высматривали добычу или смерть, это как судьба распорядится. Запоздало подумалось, что стрелять могли наудачу, кто-то из бежавших в лес обозников, но скорее разили с умыслом, метя в головного.

Ветки хлестали усталого коня, быстро не разбежишься, да и куда править, не ясно, в сумраке глаз не так скор.

Вдруг Крутко шумнул:

— Здесь он, здесь!

Князь повернул к другу, увидел воина — кольчуга показалась знакомой, у печенег-то больше кожаные нагрудники, — изо всех сил нахлёстывающего коня. Саженей двадцать между ними, но в лесу не разгонишься. А Крутко всё прижимает, рискуя свернуть шею, глаза злые, прищурился и, едва касаясь узды, отпустив коня, несётся меж деревьев. Пришлось и Владимиру припустить за другом.

Погоня за одиноким всадником — не дело. Только безрассудство и ненависть двигали ими, и вскоре именно им — преследователям — усмехнулась удача. Лошадь беглеца запнулась, упала, и всадник, отбросивший бесполезный лук, оказался на земле. Владимир разглядел человека, за которым гнались вдвоём, успел увидеть искажённое страхом и злостью обличье, и тут же оно превратилось в лопнувший плод. Меч Крутобора рассёк голову, раскроил череп изменника. Не спасла вскинутая рука с ножом, не успел и слова сказать... так умер один из людей дяди Глеба, один из приставленных изборцев.

— За Саву, князь! — выдохнул Крутко и присел рядом с мертвецом. Он задыхался, руки подрагивали, и от былой ненависти не осталось следа. Лишь недоумение в глазах друга. Словно он не рад тому, что им открылось. — Понимаешь, что это значит?

— Я убью Глеба! — так же шумно, прерывисто произнёс Владимир. — Клянусь, он ответит.

— И слова никому не скажешь! — возразил друг и печально улыбнулся. — Никому, ни слова. Разве что Макару! Если хочешь выжить, стать правителем, молчи! Или мы с тобой кутята безмозглые? Невелика честь безрассудно сгинуть, лучше отомстим в своё время!

Но Савва не помер. Стрела повредила хребет, уложила собрата надолго, но не прервала нить жизни. В Киев довезли живым и, не веря в спасение, отдали знахарю. Тот не обещал чуда, да они и не настаивали. Видели ведь, как крепкое тело в один миг стало немощным, отнялись руки, ноги. Тут мало кричать и плакать, нужно долго умело выхаживать. А что получится — никому не ведомо.

Глава пятая МЯГКАЯ УЗДА

Бронзовое зеркало вызвало у Анастасии недовольство. Императрица порывисто отодвинула его на край малого стола, инкрустированного тёмным каштаном.

В свои тридцать восемь она ещё соперничает с молодыми девушками, не зря Цимисхий готов на любые безумства ради возлюбленной. Чистая кожа, ясный взгляд голубых глаз, точёный подбородок, высокая шея... вот только проклятые морщины заметны, уже заметны! И как ни верти зеркало, как ни умащай тело маслами, время выжигает своё тавро. Если приглядеться, можно заметить черты разрушения.

Все когда-нибудь превратится в прах. Так талые воды подтачивают курганы и высокие берега рек, так ветры и морозы превращают в щебень могучие горы. Она помнит берега с оползнями, помнит скалы, усеянные рыжими крошками с блестящими крупинками слюды. Но в неизбежности гибели мало утешительного.

Послышались шаги Иоанна. Плиты дворца прохладны даже в летний зной, и Анастасия узнала его походку, Цимисхий привык к простецким сандалиям, чиркающий звук не спутаешь с шагами рабов или лёгкой поступью служанок.

Невысок, крепок, лицо тёмное от загара — он воин, а не политик, и Анастасия любила его непоколебимую грубоватую силу. Но порой простота Цимисхия приходится некстати. Почему-то мужчины всегда норовят пробить стену лбом. А в политике лобовая атака не лучшая тактика.

— Чем расстроена моя госпожа? Царица гневается? — шутливо подмигнул Анастасии — Феофании император.