Хазарский пленник

Невысокий Цимисхий повёл рукой, указывая патриарху на своё окружение. Там, как и должно по обряду: свита, телохранители, друзья — все воины, Василий Ноф, Варда Склир, все, кто помогал ему в борьбе и сражениях. Как будто священник не ведал о популярности проворного армянина. Как будто церковь не знает, сколько крови пролито в последние годы на расползающихся швах — границах империи. Разве не он отбросил арабов в Сирии? Разве не он в первых рядах катафрактов громил русов под Доростолом? А голод в столице? После гибели Фоки именно Цимисхий спас население, подтянул зерно, нашёл деньги, накормил паству.

— Если не убивал, назови убийцу! — вскинул палец с мутным старческим ногтем, напоминающим крылышко жука, патриарх. Он не боится смерти, он уже стар и может говорить что вздумается. — Верни церкви отобранное нелепыми указами, покарай убийц, и я сам венчаю тебя!

Упрямый старик отступил, прошелестев по камням полами хитона, удалился.

Вот-вот, покарай убийц. Легко сказать...

После службы непризнанный император раздавал деньги, толпа кружилась возле казначеев, с шутками и смехом расхватывая дары. А там начались обеды, гулянья, шутки ряженых, народ потянулся к столам, накрытым по случаю праздника, а позднее заполнил ипподром. Любимое развлечение византийцев — колесницы.

Цимисхий изрядно выпил за обедом, оттого позволил себе лишнее, вышел на дорожки и вместе с виртуозами прокатился по кругу, показывая отменную ловкость в управлении колесницей. Разгорячился: слова старика всё ещё будоражили кровь. Желая отомстить владыке, император искал признания толпы; он решился удивить горожан своим легендарным прыжком через три лошади.

Удалось. Выпил много, но не успел захмелеть.

Разбежался, белая сорочка мелькнула светлой птицей над спинами трёх лошадей, стоящих в ряд, опустилась на четвёртую, заставив животное вздрогнуть и отшатнуться. А император уже прихватил узду и пустил верную арабку вдоль трибун, черпая силу в криках восхваления.

Глупо. Толпа переменчива. Вчера она раболепно рукоплескала Фоке, сегодня рада его убийце. Им лишь бы праздник. Лишь бы на время забыть о трудной жизни, о восстаниях в Сирии, о непокорных булгарах, о степных грабителях и собственных мытарях, способных отнять последнее правом власти. Налоги. Да, все проклинают налоги.

Церковь бедна и жаждет вернуть отнятое Фокой. Может, и впрямь ослабить бремя, дать старцам привилегии? Сказывают, владыки Рима купаются в золоте, а наши бедны, как крысы. В отдалённых фемах священника не отличить от оратая. Нищи и голодны, а от бедствующего слуги какая благодарность правителю?

Из-за этого и разгорелся спор во дворце, за праздничным столом. Но спорить пришлось с женой, с Анастасией. Увы, перечить женщине — пустое дело, особенно когда твой язык заплетается и друзья не смеют поддержать, не желая встревать в семейную свару.

— Ты сошёл с ума! Отдавать деньги? Этак каждый сядет в храме и будет просить земель и злата, чем не житие? — кричала Анастасия, услыхав его разговор с Вардой Склиром. — Чем они кичатся? Праведностью? Бездельники, одели сутану и требуют почитания! Никто не желает работать. Одни скопят детей и просят пристроить кастратов в покоях императора, другие рядятся в святые. А ты всем потакаешь?

— Не кричи, душа моя. Я хотел условиться о венчании на царство... — торопливо ответил Иоанн, не понимая, что подливает масла в огонь. — Выпей вина, сегодня праздник.

— Условиться? Так, может, станешь на колени, признаешься в убийстве Фоки? Нашёл с кем говорить.

Анастасия отвела его руку, и Цимисхий подмигнул друзьям, припадая к тёмному напитку.

— Никогда не думала, что ты способен на такое простодушие. Власть или есть, или её нет. А слова — пустота, понимаешь? Они — чернецы и церковники — торгуют словами. Глупо состязаться в спорах с умелыми словоблудами. Забудь. И не вздумай отдавать старцам сокровища.

— Да, — кашлянув, встрял Варда. — Лучше отдай золото на флот. Старые дромоны и лёгкие галеи никуда не годятся, а война только разгорается. Да сам посуди, много ли нужно пожилому человеку, ведь они не пьют вина, не тратят на блудниц. Сколько просит патриарх?

— Флот? — вскинула брови Анастасия. — Снова война? А кто обещал мне новую колесницу к весенним русалиям? Кто клялся, что мастера ювелиры изготовят диадему к годовщине венчания? А привезти учителя из Египта? Вам бы только бражничать да бренчать оружием!

Варда набычился, наливаясь кровью, и, склонив голову к Иоанну, возмутился:

— Я и не знал, что императоры годны лишь бренчать оружием, а все дела проворят бабы. Странно слышать это во дворце василевса Византии.

— Это вдобавок ещё и мой дворец! — вспыхнула в ответ царица Феофания.

— Твой? — прищурился Варда Склир. — А куда приткнуться бражникам да бренчателям? Мы лишние, или как?

Цимисхий сидел между ними как на угольях и переводил взгляд с одного лица на другое, не успевая придумать что-нибудь путное, дабы погасить ссору.