Хазарский пленник

Снова собравшиеся пришли к изначальному противостоянию. Снова косые взгляды и недовольство сквозят в каждом слове, в каждом жесте. Но спор прервало появление гонца.

Дверь распахнулась. Вбежал ратник, замешкался, не зная, к кому обращаться, и брякнул с порога:

— Смута в городе. Горожане да дружина супротив хазар! Как бы не пожгли в избах!

Его ноги до колена обрызганы мокрым месивом, снег растаял, грязь налипла на голенища, стекает комьями, но некому заботиться о чистоте. Город, того и жди, кровью умоется!

— Макар, гони за ведуном! Слышишь! — вскочил Владимир, подняв руку. — Тише, тише! Крутко, поднимай тысячу, Ким, со мной! Улгар, держи своих купно, но чтоб никто не высовывался! Придержи, нам резня не нужна. Претич, о чём гадаешь? Сидим да пыхтим, не помрём, так родим? Едем вместе! Или крови ждёшь?

Собрав всех, кто мог пристать к отряду, выехали поспешно, стараясь отогнать дурные предчувствия, понимая, что пожар легче затушить вначале. Лошади шли устало, не успели отдохнуть после ночного перехода, но на то не смотрели. Владимир не успел надеть кольчугу, да и Ким без панциря, без брони: схватили мечи — и к коновязи. Не пробежали и трёх улиц, как встретили плотную гурьбу, двигающуюся к купеческой слободе. Были там и мастера, и простой люд, и бабы, и дружинники. Тем и опасны бунты, что дружину делят на лагеря, кто стоит в рядах погромщиков, кто по приказу князя выступает против. Кто поднял руку на своего, уже не остановится, старшины для него не преграда, смутьяну нет закона, нет разумного предела. Вобьёт себе в голову, что он борец за правду, и чем ты его проймёшь?

Сблизились, вглядываясь в плотные ряды негодующего люда. Претич выступил вперёд, но Владимир не уступил, приблизился к нему и стал рядом. Взволнованные лошади испуганно шевелили ушами. Настроение собравшихся сулило беду, видны пояса с оружием, кое-кто успел прихватить кольчуги, дружинники привычно опираются на древка сулиц.

— Куда направились?! — спросил Претич, подняв руку. Он выискивал взглядом заводил, вожаков, подталкивающих народ к возмущению, зная, что лишь с ними можно спорить.

— Чем недовольны?! — крикнул Владимир. Он также вызывал на себя гнев собравшихся, желая понять, что послужило причиной смуты.

— А то ты не ведаешь! — крикнул стражник.

— Или Киев уже продан? Это по какой правде?

В шуме и криках тонет голос первого стражника, взявшего на себя долг руководства. И если до сей поры ему легко удавалось направлять возмущённый сброд, то здесь толпа рассыпается. Одни отступают, понимая, что спорить с воеводой бессмысленно, другие рвутся пройти мимо, третьи готовы к словесной схватке, потому и подтягиваются ближе. Слушают слова правителей, передавая их далее.

— С чего хазары вошли в Киев? Или мы теперь рабы?!

— А это кто? Новый князь, что ли? Соплив ещё!

Воевода снова поднял руку и призывно гаркнул:

— Ти-и-хо-о! Что галдите, как сороки? Говорите толком! Почто колья повыдергали? Забыли? На всяку гадину найдём рогатину!

Но стражник, стоявший в головах крикливой толпы, высоко воздев копьё, на котором темнела его шапка, зло закричал:

— Знаем! Была бы спина, будет и вина! С чего хазар привёл?! Киев отдать?! Не быть тому!!

— Кому Киевом править, без тебя решат! Слышь, Силантий! — отвечал Претич, успев узнать стражника. — Тебя, однако, не посадят! Разве что в острог, за дерзости...

— Знаем, кому Киев отдаёте! — истерично завизжала баба, похожая на курицу с ощипанной шеей, видно по всему — торговка, два тулупа, а шея гола, личико махонькое, нос крючком.

— Прочь с дороги! Не бывать...

Толпа вновь качнулась, обрела прежний настрой и целеустремлённость. Кто-то глумливо бросил в воеводу снежок, и это понравилось, многие наклонились, сгребли непрочную грязь. В редкую шеренгу всадников полетели снежки, а там и комья грязи, мелькнул камень. Лошадь одного из дружинников взбрыкнула и шарахнулась в сторону.

— Сымай его! — крикнули в толпе. И нашлись желающие сбросить воина. Поспешили к сползающему с лошади всаднику. Весёлый азарт охватывал сборище.

— Крови хотите! — выкрикнул Владимир и вмиг подскочил к ратнику. — Крови?!

Он уже вскинул руку с обнажённой саблей, непривычной для русских ратников. Конь оттеснил торопыг, свистнула змейка кнута, Макар приспел на помощь.

— Святослава убили! Вам мало?! — кричал Владимир. — А кто люб? Кого посадите?! Кто кричал Ярополка? Где Ярополк? Где? Вы что, пьяны с утра?! Так пьяница проспится, а дураки ныне заснут навек! Что творите?!

— Хазарам служить...

— Каким хазарам?! Я — хазарин?! — Он развернулся и пустил коня вдоль сгрудившейся толпы, пронзая взглядом распаренные лица. И страстная ненависть, злоба, которую он не скрывал, подействовала на многих как ушат холодной воды. — Одного не сберегли, а другого рвётесь казнить?!

— Ты нам не князь! — Нашёлся упрямец, растолкал других и выступил к Владимиру.

— Ясно! И воевода не указ! Верно? А кто указ? Кто?! — Владимир развернулся и встал перед стражником, приподнявшим копьё. — Кто тебя звал сюда, сеять смуту? Власти хочешь?