Хазарский пленник

— Испужались? Снега? — нелепо сорвался в писк молодой Голос. Но смех не поддержали. Толпа попятилась. Редкими зубьями выглядели ратники дружины, за спиной которых спешили укрыться голосистые бунтари.

— Воины! Али вы не хоробры?! Сулицы вперёд! Дайте степнякам...

— Братцы! Рви поганых!

Крики подстёгивали народ. Воины киевской дружины недоумённо озирались.

— Стоять! — зычно орал тысячник. Его конь выбился на голое пространство меж враждующих туч, и теперь он ясно виден киевлянам. — Стоять! Сомкнуть ряды. Оттесняй смутьянов! Кому сказано?! Гони их взашей! Аль мы бараны?! На бойне?!

Он продвинулся вдоль линии киевской дружины, смачно потянул плетью одного, другого крикуна, заставляя тех пятиться, опрокинув в снег высокого мастерового. Тот походил на полено с кривыми сучками — тулуп узок, ободран как кора, рукава обрезаны, а голова в шапке едва не шире плеч.

Стрела. Старшину киевской дружины сбила стрела, и многие видели, что ударила из скопища горожан, из толпы. Крепка ли бронь, подумалось воинам, узревшим, как тысячник наклонился, хватанул воздух нелепо вывернутой рукой и сполз с коня, обламывая оперенье о седло. Стрела всё же нашла щель у плеча. Только теперь её трудно извлечь, обломок застрял, прижат нагрудником.

— Кто стрелял? Кто?!

— Хазары! Убили!

— Что же это?!

— Бей поганых!

Толпа откатывалась, раскалываясь на клочья, но всё ясней видны сплочённые ядра сопротивления, где есть и мечи, и сулицы, и топоры, где собраны плечом к плечу и дружинники, и мастеровые.

— Сзади! Идут! Претич с дружиной! — снова кричат глазастые, которым видел склон. И точно, по нему движется сотня с обнажёнными клинками. Копья-сулицы, червонные щиты, кольчуги, приметно, что рать русская. Воевода? Но нет стягов, которые всегда при нем. Поступь малой дружины поспешна, всякому ясно: эти воины не останутся в стороне. Они торопятся к битве, к схватке. Или летят разгонять смуту?

Из толпы, из плотных сгустков гневного варева, летят стрелы, немного, но высвистывают над головами, заставляя дружинников оборачиваться и, повинуясь воле сбитого старшины, смыкать ряды, образуя непрочную перегородку, разделяющую горожан и хазар.

— А это кто?!

— Идут, наши! Наши! — провозглашает молодой голос, в нём радость и надежда, вызванные страхом. Ведь где стрелы, там раненые, там кровь. Схватка неизбежна.

И точно, чуть дальше приметна ещё одна рать. Тоже всадники с красными щитами, вскинутые копья, и знаки воеводы, стяги с голубой каймой. Мало воинов у воеводы, мало. Тогда кто же приспел ранее? Кто, расталкивая толпу, разрезая её клином отчаянной конницы, продвигается к хазарам?

Улгар и хазары всё ещё выжидают. Они всё ещё сила. И стрелы смутьянов остаются без ответа. Но не потому, что не могут противостоять толпе. Скорее, Улгар и Кандак не привыкли принимать важные решения без подсказки. Зреет нарыв, ещё немного, и лопнет...

— Хазаре! — кричит воин в сияющей кольчуге, выделяющийся из приспевших всадников богатым убранством, знатным плащом, золочёной стрелкой на переносье шелома. — Я воевода черниговский Брус! Даю вам вольную дорогу из Киева! Вы чужие здесь! Берите сопляка и ступайте с миром! А мы найдём князя! Клянусь... вас никто не тронет! Ни одна рука!

— А иначе?! — с ухмылкой спрашивает воин из первой шеренги хазар. — Ты, что ли, нас порубишь?! Смельчак?

— Сулицы вперёд! — раздувая ноздри, приподнялся в стременах Брус. — Держать строй!

Его команду выполнили воины киевской дружины. Одним окриком черниговец взял власть над разрозненной растерянной массой. Всё же в ратниках крепко сидит навык к повиновению.

— А иначе... на подходе мои десять тысяч! Да Претич стянет не меньше! Стянет, не сомневайтесь!

Киев город стольный. Так что — решайте. За кого умирать вздумали? Владимир не князь нам! Не хотим хазарской удавки! Верно?! Хоть чёрта взнуздай, а меня не займай!

И действительно, воины стольного града, сомневавшиеся до поры, не знавшие, к кому пристать, согласно закивали, сдвигались в плотные ряды, щетинясь копьями, выдавливая остатки мятежной толпы на края, к высоким оградам.

— Вам не князь? Да нам старший! Пусть он прикажет... тогда и поговорим! — отозвался Улгар, не зная толком, чего требовать от народа, обретающего единство. Удаль толпы не страшна, но воины под твёрдой рукой местного воеводы? Угроза всё более становилась похожа на правду. К зажатым у княжеского двора хазарам, к потерявшим главу наёмникам подъезжает Претич с отрядом. Разглядев мечи и обнажённую сталь, приметив кровь и раненого тысячника у ограды, подал голос:

— Стойте! Остановитесь! Стойте!!

Суматоха на улицах походила на вороний грай, когда птицы снуют над деревьями, мостят гнёзда, ссорятся и роняют перья. Трудно разобрать, кто спешит, куда, зачем. Голоса накаляются, нетерпенье толкает сброд на неразумные действия, поток кружит, как талая вода в поисках щели, сметая сор и лёгкую труху.

— Претич! Вели хазарам выйти с Киева! — требовательно крикнул Брус, с другого конца дуги, запирающей пришельцев. — Не хотим хазар! Слышишь?! Вели! А не то...