Хазарский пленник

Владимир остро ощущал сейчас боль животных. Над ним с детства подсмеивались за привязанность к живности. Собаки первые друзья, гуси любимцы, а уж жеребят, мокроногих, едва вылизанных кобылой, он обожал безумно. Прижимался к шёрстке и светился от радости, часами мог лежать подле загородки и смотреть на них. Ровесники шутили, что Владимир лучше конюха понимает язык лошадей.

Шутки шутками, но он и сам замечал, что понимает животных. Чувствует нутром. И сейчас его проняло страхом и болью. Псы не опасны. Выпусти их, и разбегутся, ни один не бросится на людей. Ужас огня проник в собачьи души.

Но кроме псов в доме Рогволда были птицы. Соколы. Охотничьи птицы. И Владимир готов биться об заклад, что знает, где сейчас угорает соколиная семья, он и оконце приглядел, казалось, там мелькают перья обречённых пленников.

Соколы и страх. Это несовместимо. Он никогда не видел сокола испуганным. Загнанным. Как сейчас. Потому и решился... на поединок. Спасти невинных. Убить врага своей рукой. А другой награды ему и не нужно.

— Я выйду к тебе, сын князя Святослава, — отозвался голос из бойницы. — Если дорога честь отца... поклянись, что моим воинам и дочери даруют жизнь.

Владимир оглянулся на Улгара. Тот недовольно передёрнул плечами, как бы отметая саму мысль о милости. Зачем жалость? К чему? Ведь всё решено уже.

В проулке, у подножия холма, показались ратники Претича. Вскоре они подойдут, примут участие в штурме и разделе добычи.

— Выходи! Я клянусь, что твои люди будут живы!

Владимир отступил и шепнул Улгару:

— Нужен малый щит, лёгкий, буйволиной кожи. И вторая сабля. Не бойся, справлюсь.

— Зря ты это... — буркнул Улгар и подозвал воина. Распорядился насчёт оружия. Но Владимир уже не слышал возни за спиной.

Ворота медленно поплыли, в тёмную щель вышел человек в просторной рубахе, которая светилась вишнёвым светом, и оттого меч в его руке казался раскалённым, не успевшим остыть, так странно играли блики огня и свет прозрачной шёлковой рубахи.

Воины хазарской дружины сдвинулись вперёд, щиты замкнули полукруг, и в освобождённом пространстве оказались двое. Рогволд и Владимир.

Владимир кивнул. Его не обманули. Рогволд под стать Рюриковичам. Темноволос, крепок, смел.

Сбросив кольчугу, Владимир отказался от щита и обнажил вторую саблю. Меч в руке Рогволда порадовал. А ведь опасался, что князь выйдет с подарочной саблей. Тогда преимущество Владимира, лёгкость, терялось. Шагнул к противнику:

— Ты обещал виру!

Взлетела сабля, меч отбросил первый удар легко, даже небрежно, а Рогволд, князь полоцкий, смотрел куда-то за спину противнику, и недобрая ухмылка всё ещё кривила его губы.

Владимир повторил удар и вынужденно подсел, настолько мощно ответил враг. Отбив саблю, Рогволд ударил мечом без замаха, на возвратном движении, вложив в коварный выпад краткий шаг и движение локтя. Но и в этом случае взгляд Рогволда не переместился за Владимиром, глаза нашли цель где-то за спиной и казались застывшими, как зрачки слепого. Но при этом тело воина совершало грозную работу, двигалось, отражало удары, ускользало и вновь атаковало.

Владимир несколько раз внутренне охнул, его попытки достать врага провалились, а меч проходил так близко, что казалось странным — отчего не попал до сих пор по руке? Не отсёк кисти? Или Рогволд хотел нанести один удар, зато смертельный? Спасало одно — Владимир чувствовал страх сокола; страх или нечто подобное испытывал и хозяин гордой птицы. И страх, ужас, нечто неназванное вилось над князем полоцким, как пар над волосами распаренного бойца, как вездесущий запах гари. Страх врага — вот что крепило дух Владимира. Он правильно задумал утомить противника и прорваться с лёгкой саблей. Мечом-то крутить тяжелее.

Очередной ловкий выпад вынудил Владимира отступить, но вторая сабля снизу удивила Рогволда, ужалила руку с оружием, и поединщик выругался. Привык к тому, что левой саблей Владимир лишь отбивает атаки, как щитом, а тут — снизу, мельком. Чиркнуло, рана не смертельна, но ведь рука уже не владеет оружием. Надо перехватить...

Кисть ещё держит рукоять, но перебросить клинок в левую нет времени. Владимир со свистом протянул саблей по шее и проскочил вперёд, как будто спешил к воротам полоцкого князя. Как будто готовился забежать в распахнутую щель, где ждут Рогволда с победой!

Оглянулся.

Рогволд ткнулся коленями в затоптанное, рука всё ещё держала бесполезный клинок, после упал вперёд. И видно — не поднимется. Спасать поздно. Да и некому.

Ждать конца не мог. Смотреть на последние мгновения врага тяжелее, чем сражаться. Владимир махнул рукой, указывая приближённым на ворота, и велел:

— Сложивших оружие не карать. Пусть выходят. И клинок Макара найти мне! Все подарки найти! Там сабля звонкой стали...

Улгар кивнул и подошёл ближе, прикрывая князя щитом, что оказалось не лишним: со стороны двора слышались крики, внутри спорили соратники Рогволда. Могли найтись отчаянные головы. Всяко случается в пылу сечи.