Хазарский пленник

Стража во все глаза смотрела на Владимира, ухватившегося за край стола и лишь потому не упавшего на пол. Ждали слова, окрика, сигнала. Но Владимир лишь рукой махнул, негромко воскликнув вслед:

— Сдурел воевода. Точно сдурел. Вот вам и вера, вот вам добродетельные христиане! Ладно. Ещё раз пустите, головой ответите, ясно?

— Жаль, — сказал Крутко, присев на лавку, возле князя. — Без него трудно придётся. Уважают, и мастеровые, и купцы. Жаль.

— Лучше меня пожалей, — пошутил Владимир, приподняв край рубахи и потирая ушиб. — Мог и в окно выбросить, с него станется. И по всему, он прав — без веры нам не объединить народ, братка, не стянуть в кулак! А ещё Ярополк...

Глава вторая КОЛЕСНИЦА

Неотложные дела, самые важные, первостепенные, заняли не один день. И даже не месяц. Владимир не успел оглянуться, как хлопоты поглотили его с головой. Как ни стремился примирить горожан и наёмников, придержать купечество, возмущённое происками соперников, не успевал. Одному не заткнуть все щели.

Поддержки нет. Пришлось привлечь новых сподвижников, учредить тайную службу, искать пронырливых молодцев вроде Горбаня, которым по плечу любые приключения. К тому времени нашёлся Куцай, телохранитель отца, скрывшийся от наказания. Но кто мог отравить Святослава, так и не выяснили. Что-то странное было в рассказе о последнем дне князя, но уловить эту странность не удавалось. Спор с Претичем о вере, визит к ромейскому купцу, приезд Глеба, а имя убийцы так и не добыли. Кто мыслил злое? Кто учинил пожар и ударил?

Одно Владимир знал теперь твёрдо: отец сумел отстоять его в споре с хазарами, а Глеб отдал на расправу. Дядя избавился от наследника. И Претич, зная всю подноготную, смолчал, не вступился. Ему одно важно — бог! Вот тебе и бог, вот тебе и заповеди, не убий, не лжесвидетельствуй! Предательство дяди дело прошлое. Дяди нет, и высказать упрёки некому. Но Претич здесь и настроен решительно. Печально. Если ближние ненадёжны, что говорить о горожанах?

Поэтому встреча с Калокиром, обещавшим необычный подарок, казалась передышкой. С Калокиром легко, он хоть и перегибает палку, поглядывая на киевского князя свысока, говорит дельно. Опытный воин и политик, у такого не стыдно поучиться, а Владимиру сейчас любая помощь на руку.

Ким отдался вере. Проповедям. Савву покорил премудростями, всё время проводят вместе. Он убеждён, без сподвижников, без единоверцев на княжестве не усидеть. Ищет горячих духом, способных поддержать князя, но на обучение молодых нужно время, а где его взять?

У Владимира свой путь. Потому доверительная беседа с византийцем весьма своевременна.

Утро стояло тёплое, когда вызвали во двор, шепнув, что византиец прибыл. Владимир охотно вышел встретить. Глянул и глазам не поверил. Калокир во дворе на новой, дерево ещё не потемнело, хранит льняную светлость, чистенькой, сверкающей колеснице.

Да, это диво. Колесниц никто не изготавливал. Пара коней и укороченная оснастка, вожжи, махонькая тележка, где могут стоять или присесть двое воинов, оббитые металлом колёса. Владимир приметил колчан, оперения стрел уже заняли своё место, дротики по правой стороне. Всё сделано с умом — видно, во время боя или охоты колесница уходит влево от добычи, дав возможность воину разить цель правой рукой.

— Примешь подарок, князь? — улыбается Калокир. — Весна. Тепло. Может, покатаемся?

Долго ли собраться? Владимир постоял возле колесницы, о которой слышал лишь в рассказах стариков, в легендах, подумал, а там — решился. Прихватив пятерых воинов, выехали со двора. Правил византиец, князь присел на куцей полке, присматриваясь к ограждению, боясь сломать отменную игрушку.

— Не бойся. И поковка, и дерево добротно. Держись за поручни. Глаза вперёд, не лови ближнее, закружится голова. Всё как в правлении державой, Владимир. Ты, князь, будь дальнозорким, твоё дело выбрать путь, цель, дать приказ. Возница правит, куда скажешь. Обойти ухабы, кочки — его дело. Велишь ехать скорее, а?

И понеслись.

По городу катили, сдерживая коней, но за стеной, миновав случайный обоз, по пыльной дороге понеслись так скоро, что, казалось, всадники охраны не догонят. Первое время Владимир с опаской поглядывал вниз, на комья земли, на рваные пятна дороги, овалы травы, стремительно мелькающие в двух локтях от его ног. Не верилось, что полёт невысокой чаши, над землёй, над полотном укатанной дороги, может продолжаться долго. Он ждал провала, падения, удара. Крупы лошадей, мощные и красивые в момент бега, казались вольными, вот-вот оторвутся и исчезнут вдали, а гнездо с наездниками зароется в землю, сбросив мужчин. Но нет... По лошадям заметно, выдыхаются, рывок — и стремительный бег дался им нелегко, но ведь и скорость великолепна! Ощущение стремительности, шёпот ветра в волосах, подрагивающий низ тележки, упруго принятый коленями, и проглоченное в один присест расстояние — впечатляет!

У кромки леса, что из города виделась дальним горизонтом, остановились.