Хедвиг совершенно не виновата!

Хедвиг видит, как краснеют её маленькие щечки. Они с Линдой уже давно не разговаривают. Иногда Хедвиг кажется, будто в сердце образовалась дырка. Линда, её лучшая подружка с первого класса, теперь, возможно, никогда больше не будет с ней дружить. Что думает об этом Линда, Хедвиг не знает, а спросить боится.

Учитель качает головой, глядя на Линдины каракули. Потом поправляет галстук.

– Ну что, готовы?

– Да! – шёпотом отвечают дети.

Учитель исчезает в темноте. И они опять ждут. Хедвиг косится на Линду. На светлых волосах мерцают и переливаются блёстки, Линда то и дело сверяется со шпаргалкой.

А что, если подойти прямо сейчас? И шепнуть что-нибудь такое, что её рассмешит. И всё снова будет как обычно!

А вдруг она не засмеётся? Вдруг посмотрит в другую сторону или засмеётся, но как-нибудь неприятно и скажет: «Я с тобой не разговариваю».

Тогда лучше не надо. Тем более что вот уже заиграло пианино. Дети выбегают в раздевалку и выстраиваются в цепочку.

– «В лунном сиянье море блистает…»

Они входят в класс, в свете свечей блестят глаза зрителей. Вспыхивает чей-то фотоаппарат, дети с колотящимися сердцами встают у доски.

Миг такой торжественный, что они почти не дышат. «Люссе лелле», «Море и берег звезда озарила», «Три пряничных человечка» и «Рождество, Рождество» – они исполняют все песни без единой ошибочки. Про конюха Стаффана поют, как и полагается, только мальчики. Потом Хедвиг должна петь «Ночь тиха». Одна. Учитель играет вступление. Хедвиг делает шаг вперёд:

– «Ночь тиха! Ночь свята! В небе свет! Красота!»

Она не сбилась ни разу. Сидя на своём стульчике за фортепьяно, учитель аж вибрирует от гордости, все взгляды устремлены на неё, Хедвиг. Это похоже на сон! На долгий, тёплый, переливающийся нежным светом сон.

И вот уже длинная вереница выходит из класса.

В раздевалке они останавливаются и слушают. Сперва в классе тихо. Потом ещё тише. А потом…

А потом – взрыв оваций! Как будто гром загремел! Все бегут назад кланяться. Они кланяются один раз, и два, и три, а учитель уже включил свет, и они видят своих родителей – заплаканных и счастливых. Вон в углу сидят мама и папа Хедвиг. А рядом – мама Линды, которая работает на подтяжечной фабрике, и папа, который целыми днями торчит в гараже. А вон папа Альфонса в футболке с надписью «Сааб Скания». Так называется компания, в которой он работает, и он нежно смотрит на колпак Альфонса, где написано то же самое. Не сын, а чудо!

Когда аплодисменты стихают, учитель приглашает всех выпить кофе с имбирным печеньем. Что тут начинается! Все хотят излить друг другу накопившиеся чувства.

Сняв корону, Хедвиг бежит к маме и папе. Они разговаривают с Линдиными родителями, и Линда, разумеется, стоит рядом. Хедвиг немного сбавляет шаг. Подойдя ближе, она молча цепляется за папину руку. И только посматривает на Линду. Линда посматривает на неё.

– Привет, креветка! – говорит папа. – Какие вы молодчины!

– Да, просто умницы, – говорит Линдина мама. – А какая чудесная Люсия!

Они не знают, что Хедвиг и Линда не разговаривают.

– М-м, – мычит Хедвиг и смотрит в другую сторону. И тут замечает Эллен. Та направляется к ним. Карин идёт рядом.

Сердце ёкает у Хедвиг в груди.

– Может, пойдём уже? – говорит она папе и тянет его за руку.

Но папа как будто её не слышит, он всё говорит, говорит.

А Эллен уже стоит рядом и смотрит на него.

– Уходи! – шипит ей Хедвиг. – Ты что, не видишь, они разговаривают!

– Хедвиг обещала позвать меня в гости и познакомить с Максом-Улофом, – говорит Эллен, дотрагиваясь до папы. – Можно?

Хедвиг холодеет. Ей кажется, что на голову обрушился потолок.

Папа раздувает грудь.

– Ну конечно, – улыбается он.

– А он уже поправился? – спрашивает Эллен.

– Он уже что? – приподняв брови, переспрашивает папа. – Ты имеешь в виду, удалось ли нам его приручить?

Эллен и Карин удивлённо переглядываются.

– Приручить? – говорит Эллен.

– Ну да, – отвечает папа. – Если ты об этом, то ездить на нём пока ещё нельзя, он ещё слишком непослушный.

Эллен краснеет, Линда недоумённо моргает своими голубыми глазами.

– Но с животными достаточно просто хорошо обращаться… – продолжает папа. – Ослы не всегда бывают смирными.

– Ослы? – говорит Карин. – Макс-Улоф – осёл?

Теперь удивлён папа.

– Ну конечно. – Он смотрит на Хедвиг. – А ты что про него сказала? Что он – кто?

Тишина. У Хедвиг в глазах чернеет, сейчас она, наверно, брякнется в обморок. О, как бы ей хотелось потерять сознание и пролежать в коме пять лет! Все взгляды устремлены на неё. Но она не может ничего сказать.

– Выходит, и белых лошадей там, где вы живёте, тоже нет? – спрашивает Эллен. – Вообще никаких лошадей нет?

Папа пожимает плечами, он даже не знает, что ответить.

– Насколько мне известно, нет, – бормочет он.

Карин и Эллен стоят молча, словно онемели, и смотрят на Хедвиг. Проходит целая вечность, наконец они разворачиваются и удаляются прочь.

Хедвиг видит, как они подошли к Терезе и зашушукались. Тереза смотрит на Хедвиг. А потом они все хихикают.

Скоро хихиканье раздаётся повсюду, кроме того места, где стоит сама Хедвиг с короной святой Люсии в руке. Мама склоняет голову набок.