Хедвиг совершенно не виновата!

– Детка, милая, что ты ещё выдумала? – говорит она.

Папа чешет в затылке. На Линду Хедвиг даже взглянуть боится.

Нет, оставаться тут больше невозможно!

– Поехали домой! – шипит она, голос звучит низко-низко, в горле всё как будто распухло и саднит. Она выбегает в раздевалку и дальше, на заснеженный двор.

Голова горит, Хедвиг летит вперёд по сугробам к парковке. Снежинки вихрем реют в воздухе и садятся ей на лицо – большие, как ватные шарики. Из глаз хлещут слёзы, из носа течёт, всхлипы вырываются изо рта и тонут в снежной буре. «Сааб» закопался в снег по самые колёса. Двери заперты. Хедвиг стоит и кричит на ветру, пока не приходит мама, увешанная ворохом одежды.

Она открывает машину, и Хедвиг, вся синяя, влезает на заднее сиденье. Она ничего не говорит, только плачет.

– Ну не плачь, – утешает её мама. – Не так всё страшно. Вот увидишь, через неделю все всё забудут.

Но папа, который приходит к машине чуть позже, ничего не говорит. Всю дорогу домой он молча смотрит на белые холмы.

Драка

На следующее утро после Люсии Хедвиг не может открыть глаза от страха. Желудок скручивается в узел.

Больше всего на свете Хедвиг хотела бы остаться дома. И никогда не возвращаться в школу. Но такие вещи дети не решают.

Она медленно вылезает из постели. Натягивает штаны и ту же майку, в которой была вчера. Чёрным, дурацким, гадким вчера.

На кухне сидит папа и грызёт сухой хлебец с сыром. Он смотрит на Хедвиг. Потом откладывает бутерброд и хочет что-то сказать.

Но ничего не говорит. Тишина звенит в ушах хуже самого жуткого шума. Папа снова начинает грызть свой бутерброд. Он злится, конечно. Злится, что Хедвиг так стесняется Макса-Улофа, что не смогла сказать одноклассникам правду.

Завтракать ей совсем не хочется, она сидит на деревянном диване в кухне, пока не раздаётся шум автобуса на повороте. Хедвиг суёт ноги в зимние ботинки. Чтобы не возиться с комбинезоном, надевает совсем тоненькую курточку с Микки-Маусом. Сегодня ей всё равно.

Эллен и Карин не здороваются с ней в автобусе, как раньше. Они делают вид, будто её не замечают. Но Хедвиг слышит, как девочки шепчутся, и всё время чувствует на себе их взгляды, которые, как острые ножи, вонзаются ей в затылок.

Вот бы просто пройти в конец автобуса. Вот бы сказать Эллен: завтра я принесу ириски, и мы с тобой будем квиты! А Эллен бы ответила: да, конечно.

Они проезжают тропинку, ведущую к песчаному карьеру.

– И где там живёт твой осёл? – кричит Карин.

И они с Эллен смеются. Нет, подойти к ним Хедвиг не может. Врушка, придумавшая историю про соседа, всё испортила.

Автобус останавливается у школьного забора, и дети высыпают на улицу. Все, кроме Хедвиг – она еле ноги волочит. Когда она входит на школьный двор, девочки уже собрались в кружок у крыльца. Они стоят к ней спиной и шушукаются. В середине кружка торчит одна знакомая макушка – маленькая и светлая, как росток спаржи. Линда.

Это хуже всего. Да, хуже всего то, что Хедвиг соврала Линде, как будто Линда – кто угодно.

– Чего уставилась?

Это Эллен крикнула. Все смотрят на Хедвиг.

– Ничего, – бормочет Хедвиг. Потом разворачивается и заходит за угол. И слышит за собой чьи-то шаги.

Хедвиг срывается с места и бежит. Она не оборачивается – просто бежит что есть мочи, врывается в сарай и запирает дверь.

Шаги приближаются. Кто это? Эллен? Хедвиг прижимается носом к щёлке и смотрит.

Это Линда. Щёки раскраснелись. Она вытягивает шею, а потом поворачивается и пробирается назад по сугробам. Вскоре её уже не видно. А Хедвиг так и стоит.

Когда наконец звенит звонок на урок, Хедвиг вылетает на улицу и сразу бежит в класс. Уронив лоб на парту, она обхватывает руками голову. Она не хочет ничего слышать и не хочет ни с кем разговаривать. Ей хочется только, чтобы всё это поскорее кончилось.

Дети вваливаются в класс, сопливые и с мокрыми ногами. Некоторые хихикают, проходя мимо Хедвиг, а Карин пытается кричать по-ослиному. Правда, больше похоже, как будто она задыхается и вот-вот умрёт от нехватки воздуха.

Учитель что-то рассказывает у доски. Он рассказывает о тех временах, когда вся Швеция лежала под толстым слоем льда. Когда не было школ и школьных друзей. Не было расстроенных пап и дурацких ослов. Ледниковый период – вот были времена!

На обеденной перемене Хедвиг подходит к учителю:

– Я себя плохо чувствую. Можно я посижу в классе?

– Тогда тебе лучше поесть, – считает учитель. – Вот увидишь, тебе сразу полегчает.

Повариха Харриет приготовила варёную колбасу с сыром. В бульоне на дне кастрюли плавает лук, похожий на прозрачных червяков. Все должны взять как минимум два куска колбасы. С подносом в руках Хедвиг идёт и садится за пустой столик. Сидеть одной – всё равно что сидеть под струёй ледяной воды. Но что поделаешь, так бывает, когда соврёшь.

Или всё-таки нет? Линда вдруг встаёт с места и подходит к Хедвиг. Она садится напротив! Долго сидит молча, ковыряясь в колбасе вилкой. Потом улыбается, обнажая передние зубы.

– Осёл, – говорит она. – Круто. Вот кого мне надо завести. Хотя, конечно, считая папашу, один у меня уже есть.