Хейл-Стилински-Арджент (СИ)

Айзек качает головой, но признается: было весело. (Не говорит, что руки у нее горячие, дыхание).

Они рядом сидят, бедрами друг друга касаясь. Не будь он в джинсах, получил бы ожог, серьезно.

– Дай сюда, – она вырывает салфетку, оттирает пятна соуса с его лица (как ребенок, ей-богу, Айзек).

(О да, это же я начал).

Сталкиваются взглядами.

Там, в глазах ее, Айзек видит.

– Что бы ты без меня делал? – Кора отстраняется. Кора чертовски хорошо себя контролирует.

Айзек теряет что-то. Боится признаться, что именно. Они.

(не пара).

– Не знаю, – отвечает честно.

– Коси! – Элли привлекает к себе внимание, и это (предлог), чтобы отойти, уйти (от темы, себя).

Айзек ошибался: он сильным не стал.

alicks - away

Они ужинают под песни гитары, когда закат догорает и вечер обнимает. Айзек понял, почему здесь, сюда: романтика на испанском по-мексикански. Красиво, и как-то забываешь про облицовку, фальшивое это, пустое.

Дело-то в другом. Здесь жизнь, какая есть. Краски в легкие не вбивают, чтобы деланным задохнуться. Тут, у каждого, любого, яркость выхлопами от моторчика в грудной.

Кора подпевает; стучит пальцами по пластику спинки, и с ней вместе - они, местные. В воздухе запах мяса и миллионы слов (о любви, вере).

Айзек слышит, даже когда за милю оттуда (это сигналами в волчьей груди). Элли сопит у него на плече, Кора рядом, шаркает кед подошвой по песку, и Айзек счастлив, правда.

(Кажется, впервые после смерти Эллисон).

//

В квартире (он, разумеется, не называет ее домом) Айзек укладывает Элли, а затем находит Кору в гостиной с привычной бутылкой темного - он и сам не отказался бы сейчас.

– Спит?

Айзек кивает: устала, наверное. Малышка обычно Криса по ночам зовет, плачет. Успокаивают с Корой в четыре руки.

– Хорошо, – улыбается тепло, и Айзек готов признать: да, она, Кора, нравится ему. И да, он в ужасе, боится, понятия не имеет, что ему, им делать. Правильно ли?

Кора тем временем музыку включает, телефон подключая к допотопным колонкам. Щелкает пальцами в ритм, двигает бедрами, ближе подходя, говорит:

– Ты должен мне.

Айзек понимает: за ужин. Не знает только, почему смотрит хитро и кусает губы.

– Потанцуй со мной, – она протягивает руку.

Айзек, конечно, говорит, что не танцует, не умеет. Коре все равно.

Она тянет на себя, спиной прижимаясь, его ладонь на живот кладя. Делает несколько движений в такт, за шею одной рукой цепляясь, чувствует дыхание сбитое, опаляющее.

Айзек выше; Айзек неловко двигает ногами, рукой не шевелит. Кора закатывает глаза, оборачиваясь, обрывая. (Нехотя).

– Знаешь, я не выпущу когти, если ты дотронешься до меня.

– Да?

– Да.

У Коры жилка дергается на шее, и она губы кусает, а еще смотрит прямо, в упор, до упора.

Разумеется, она о танце, рук движениях, ног. Конечно, она.

Айзек не танцует.

Айзек.

– Черт возьми, просто сделай это, – выдыхает в губы усмешкой, этим своим “боже, какой же ты идиот”.

– Я знаю, – шепчет, и шепот дрожью, до дрожи.

А потом грани стираются: пальцами в волосах, языком горячим, скользким по груди, соскам, бедрам, головой между ее ног, поцелуями рваными, просящими, стонами, простынями.

Зажатым ртом ладонью. Губами до крови.

Изголовьем, долбящим в стену.

Печатями пальцев.

Их ночь пахнет остывшим асфальтом и пеплом на огнище губ.

========== союзы и первые жертвы ==========

Комментарий к союзы и первые жертвы

*Сдачи не надо.

Солнце встает.

Поднимается над пустырем, что на западе в песке тонет; тенями оранжевыми трассу красит, пикап ржавый, красный, стекла заправки, где внутри, за прилавком, прыщавый парень в кепке “Янкиз” рубится в мобильник.

Игрушка какая-то стандартная, стрелялки вроде, где апокалипсис, пушки, зомби - такие раньше за сорок центов брали на денди. Парень язык высовывает, на стуле качается, не замечает, что, когда: снаружи стучит кондиционер, внутри морозильник гудит.

– Quedese con la vuelta*, – на прилавок падает бутылка, в чувство приводит, купюры летят под рот открытый и “гейм овер” на дисплее. (Какого?..).

Да, Крис перед ним кровь с рубахи оттереть не потрудился. У Криса костяшки сбиты и время на счетчике минутами до конечной. И, конечно, парень знать, кто такой, не знает. Ему и не нужно.

Крис усмехается, оставляет еще немного денег в банке из-под кофе и спешит покинуть: не до взглядов фанатичных, он, Арджент, игр не герой.

Пикап снаружи, глядишь, развалится. Что ж, не его выбор (выбора-то и нет).

Садится вперед, на сидение, кожей обтянутое, двигатель заводит. Отхлебывает виски. Немного, чтобы, черт бы его побрал, с койотами на пару не согнуться.

У него дочь и Айзек, и Хейлу обещание за дорогами, шинами поцелованными. Вернется, должен, как ни крути.

Рядом Брэйден. Продирает глаза, когда Крис по трассе гонит туда, в Хуарес. В уголках губ корка крови, на животе повязка промокшая, пропитанная, и вздох вырывается рваный, слабый против воли бравой.

– Какого… черта? – говорить трудно. – Где он?.. Где… Дерек?..

Последнее, что помнит, - удар в лицо. Это был сапог. Берцовый, со скрипящей подошвой и кровью на носках. Пинали как шавку, ей-богу.

– Остался.