Хейл-Стилински-Арджент (СИ)

– Хочешь интересную историю? Валяй. Дерек по уши в дерьме, потому что мудаки с Гватемалы подставили его на огромные бабки. Брэйден схватили, и мы понятия не имеем, жива она или же ей давно прошили голову. А твой друг-охотник вместе с Калаверас - мне плевать, знаешь ты их или нет, - собирают людей и оружие по всему миру. Там минное поле, а я здесь тебе сопли подтираю вместо того, чтобы помочь.

– Это не мой выбор.

– Нет дела.

Ей больно.

И страшно. Не за себя, нет, за Дерека. Айзеку тоже. Он боится: что, если Крис не вернется? Что с ней тогда будет?

Но Арджент должен. Арджент слово дал, когда забрал ее, Элли. Малии. Айзек не знает, кто она. Только: Крис сделает все, чтобы сдержать его. Кем бы она ни была, она важна. От слова совсем, если так.

Айзек хочет сказать, что ему жаль, но он в словах утешения профан (во всем, что касается людей).

Кора качает головой. Повторяет:

– Нет дела.

Элли плачет.

//

Они не говорят друг с другом. Позже Кора растворяется в темноте углов и стен маленькой квартирки.

Айзек не может заснуть: возможно, винит себя.

Проводит ночь, разглядывая неоновые вывески и качая Элли на руках. Она спит плохо, просыпается, хнычет, зовет папу. Айзек шепчет: тише, негромко поет - ту колыбельную из детства.

За окнами шумят бары, кафе; в воздух поднимается пар от вареной кукурузы - здесь бодрствуют двадцать четыре на семь. Айзек хочет домой.

Утром у него мешки под глазами и все валится из рук, и он понятия не имеет, чем кормить Элли: последняя коробка каши в мусорном ведре со вчерашнего дня, и заботиться о ребенке - это, право, ни черта не просто.

В холодильнике пачки незнакомых продуктов и заплесневелая лазанья; Коры нет, она его, Айзека, ненавидит теперь?. Есть фрукты - кажется, он знает названия некоторых из них. В Париже Крис давал Элли бананы и персики, значит, можно попробовать и теперь.

– Смотри, Элли, это вкусно.

Айзек ест сам, и фрукты действительно свежие и приятно пахнут - позже он обязательно купит нормальную еду.

Элли нравится. Айзек облегченно вздыхает: ладно, это не сложно. Ровно до того, пока она не начинает плакать. С самого утра сама не своя, и плач списывает сперва на усталость, акклиматизацию: Хуарес не Париж, как ни крути. Сперва.

Дальше - истерика, и Элли, кажется, горячая, у нее пятна на лице, и Айзек растерян, испуган: так, черт возьми, быть не должно.

– Тш, тш, все хорошо, – руки трясутся, и это неправильно, это прекратилось давно, тогда, после превращения.

Элли начинает заикаться. Айзек - задыхаться. Панические атаки - прерогатива Стилински, но когда тебя запирали в морозильнике, от неожиданности пугать стало практически все (это не прошло с годами).

– Что такое? Тебе больно?

Кажется, это называется отчаянием.

А потом приходит Кора.

– Какого черта? – это не то, что Айзек хотел бы услышать, и это не помогает, и он понятия не имеет, что ответить. Кроме того, трясущий в руках рыдающую Элли он не внушает доверия.

– Чем ты ее кормил?

Айзек не сопротивляется, когда Кора забирает у него малышку: она, очевидно, знает, что делает.

– Ничем особенным. Она ела фрукты.

– Какие фрукты?

Айзек оборачивается. Возможно, этого хватает, чтобы понять: он идиот.

– Все, какие были.

Ладно, Кора не выглядит так, как выглядела бы, желая его смерти. Кора просто говорит:

– Твою мать.

И Айзек готов сделать все, что она скажет.

//

В конце концов, он возвращается в квартиру с бутылочкой лекарства из ближайшей аптеки-лавки и понимает, что Элли больше не плачет.

Это должно радовать, но, знаете, Айзеку ни черта не замечательно, и у него кровь стынет в жилах, и он успевает накрутить себя, себе. Окей, это не то, о чем хочется думать дважды, и он вздыхает, когда слышит:

– Не будь слоном, она заснула.

Дерек говорил: “Это не игра в героев”. Может, Кора и не стала бы героем там, но она герой здесь.

Айзек видит, как малышка - его малышка - сжимает ручками короткую прядь, прижимается щекой к груди, прерывисто дышит, всхлипывая. Как Кора невесомо касается пальцами раскрасневшегося лба, гладит по животику. И он просит тогда:

– Расскажи о себе.

– Ты так пытаешься извиниться?

– Я так говорю, что мне нужна помощь.

========== сестра его альфы ==========

Они сближаются.

Дико, по-волчьи, но завтракать вместе и заботиться о малышке становится частью важной, нужной.

Кора учит его готовить. Из Айзека ученик, признаться, хуже некуда, но она терпит, повторяет заново. Элли хихикает, когда очередное яйцо расползается по плитке.

– Ты ужасен, – Кора смеется, и Айзек позволяет себе думать, что жить вместе не было плохой идеей. Крис это предвидел.

И пропал.

Айзек не может спать. Под мерное дыхание Элли наблюдает за кипящей там, внизу, жизнью. Выучивает наизусть: здесь, на углу, подают чили и жарят куриные крылышки на мангале, и хозяин курит кубинские сигары со своей женой; там, напротив, в семье шесть детей, и они босые гоняют мяч на растрескавшемся бетоне площадки.

У Айзека болит голова, ноет, глаза слипаются: это по кругу, одно и то же всегда, без изменений - чертов день сурка.

Рассвет приносит дым от углей и лопнувшие капилляры.

Айзеку не становится легче.

/