Хейл-Стилински-Арджент (СИ)

Кора приходит утром в линялой футболке на голое тело, и Айзек настолько вымотан, что не смотрит на загорелые бедра, резцы ключиц, грудь, натягивающую ткань.

Кора, наверное, идеальная (для других мужчин). А Айзек не видит: у него фарфоровые изгибы тела охотницы на обратной стороне век.

– Где обещанный кофе, принц?

Парижский замок крошится белой штукатуркой разочарований. Здесь не Франция, круассаны сам пеки.

Кора ведь знает, что ночами не спит. А Айзек понимает, что вытянуть пытается, руку тянет: хватайся, Айз, ну же. Не видит - делает вид, что не.

Она кормит Элли и не будит, когда он засыпает на диване. И Элли к ней тянется, привыкает.

– Давай, а теперь ложку за папу.

– Папа? – у малышки глаза знакомые, горящие. Кора такие видела однажды. Не у Арджента, нет, его самого-то на фото только. Где - не помнит.

– Папа скоро вернется, – целует в лоб, стирает кашу с щеки, рта. Ночью забирает к себе (скажи спасибо, что я даю тебе выспаться, Айзек). Рассказывает глупые истории, позволяя Элли сидеть на ее животе, напевает что-то из детского шоу, показывает на огни за окном - там, под небом, сотни разноцветных лампочек.

Айзек здесь, за стеной, не спит. Усмехается, когда Кора сбивается и чертыхается по привычке, а затем, очевидно, рот рукой закрывает: не повторяй это, Элли, ни за что.

Но ей и не нужно. Она говорит:

– Мама.

Айзек слышит: сердце замирает, с ритма сбивается. Не у Элли, конечно.

– О нет, малышка, – смех - защита, не иначе. – Я не мама. Я - Кора.

– Мама.

Айзек думает: а они могли бы? В смысле родителями стать, вместе быть. В жизни под одной крышей свои порядки. Растить не своего ребенка здесь, у них, обычное дело. Чужих детей не бывает?.

Они, по сути, родители и есть: временные, преждевременные. Открыться друг другу не могут только: волки когтями раны бередят, волки по старому, больному.

Кора не претендует на место в его, Айзека, семье, сердце. Кора в принципе ни на что права не заявляет. Она просто себя отдает.

Элли и, кажется, ему.

/

– Так, значит, тебе двадцать и ты воспитываешь ребенка?

Они сидят на крыше, и это один из тех вечеров, когда небо в звездах и за бутылку местного темного готов продать душу.

– Вроде того, – Айзек неопределенно жмет плечами.

Криса не упоминают, поэтому да, по сути, верно: это он растит полуторагодовалого ребенка-оборотня. Он и сестра его альфы, надо же. Айзек мысленно поправляет себя: Кора.

Это один из тех вечеров, когда он понимает: девушка, а волк внутри стонет, воет, клыками скрипит, потому что хочет пометить, сделать своей. Айзек заставляет его заткнуться.

Кора расслаблена, и дело не в алкоголе (здесь меньше десяти градусов, о чем речь). У нее с ее волком отношения особые: договорились между собой, и все путем.

– Будешь? – протягивает бутылку, ногами в воздухе болтая, и волчата на серебряном браслете мелодично звенят.

Айзек смотрит всего пару секунд, но Кора все равно замечает:

– Сестра подарила, – и, встречаясь с его взглядом, добавляет. – Дядюшка Питер убил ее.

– Оу, – вырывается раньше, чем он успевает подумать.

– Ее звали Лора, и она была такой же занудой, как ты, – Кора усмехается. – А еще альфой. Знаешь, мама гордилась ей, она ведь унаследовала ее силу.

– Разве это возможно - родиться альфой? Я имею в виду, разве оборотень не должен доказать, что достоин этой силы? Как Скотт, например.

– Это все относительно, но из-за тесной эмоциональной связи возможно. Случается, правда, редко. Такие дети обычно не остаются в стае: их разлучают обстоятельства или другие люди. И долго они не живут, – она пожимает плечами. – Что ж, сестра почти стала исключением. Ей было двадцать семь, когда она умерла.

Кора не выглядит подавленной - безразличной, и только.

– Нас восемнадцать было, знаешь. Четверо осталось.

Это повисает между созвездием Лупус и черной бездной неба. Айзек не думает, кто четвертый. Только: Хейлы всегда переживают боль. Кора поэтому головой в конце встряхивает и толкает его под ребра:

– Так будешь или нет?

Айзек не сразу понимает, что речь о пиве.

– Брось, папочка, твой ребенок давно спит. И ты, вау, оборотень. Влей в себя содержимое хоть сотни таких бутылок, и все равно сможешь трепаться о карбюраторной системе питания и центробежной силе. Что? Я собиралась поступать в Принстон, – она тянет ему бутылку. Молчат.

– Знаешь, а ты неплохой парень.

– Ага, в курсе, - он соглашается и протягивает руку, и секунду Кора смотрит на нее, потом вздыхает и накрывает своей, точно у нее нет другого выбора. Так они и сидят, бессмысленно переплетя пальцы и чувствуя себя по-идиотски, пока руки не устают и они не расцепляют их.

========== мексиканское пепелище ==========

На следующий день Кора зовет его ужинать, и предложение (почти не) намекает на свидание. Кроме того, Элли с ними, поэтому, конечно, нет, никакого рандеву. Айзек в принципе не уверен, может ли Мексика быть романтичной.

Он жмет плечами: ему все равно, где есть. Элли пытается повторить, ерзая на месте с плюшевым волчонком, которого Крис привез из БиконХиллс - кто-то из стаи подарил, наверное.