Хейл-Стилински-Арджент (СИ)

– Вообще-то, у меня тоже есть новость, - начинает Стайлз. - Даже папе еще не сказали. Восемь недель, - говорит он. - Это близнецы.

//

Ее уже в седьмой раз перебрасывает на голосовую почту, когда она замечает мнущуюся на пороге кухни маленькую фигурку.

– Не спится? - Элли раскачивается на пятках, заправляя чистые волосы за ухо. От ее смятой мальчишеской футболки еще тянется теплота матраса и египетского хлопка, и она по-прежнему пахнет медовой карамелью, которую они приготовили по рецепту из скандинавского журнала.

В свои шестнадцать Лидия оставляла в «Фейсбуке» зимние фотоотчеты из шале Уиттморов в Куршавеле, планировала учиться в одном из университетов Лиги Плюща на самую престижную стипендию и в двадцать пять родить Джексону дочку в элитной клинике Италии. В восемнадцать она поступила на третий курс в МТИ, закупалась крошечными кожаными курточками в «Гуччи» для малышки своего парня и решила рожать после тридцати. Скоро ей двадцать девять. У нее одаренный сын, недвижимость на Ривьере и перетерпевший среднестатистические кризисы счастливый брак.

Ее мать видела Элли один раз: два года назад, когда привезла Томасу на день рождения эту дорогую игрушечную железную дорогу от «Хорнби» в «Парк Хаятт». Они представили ее как дочь одного мексиканского приятеля, но после коктейлей с водкой мама прикурила «Собрание» от золотого «эс ти дюпона» Питера и высказалась о необходимости ДНК тестов и контрацептивов в упрек Стайлзу, пока дети были заняты «Летучим шотландцем». Но сейчас Лидия смотрит на лишенное детской пухлости серьезное лицо этой маленькой девочки, и ей становится стыдно, что в те годы она соглашалась с матерью в неуместности совместных каникул в Европе или занятий готовкой под французский джаз.

– Хочешь, я сварю нам белый горячий шоколад? А ты можешь выбрать фильм на «Нетфликс», - предлагает Лидия. - Как-то в начальной школе Стайлз подложил мне в шкафчик кассету с «Дневником памяти», и она была до пленки липкая от мармелада и испортила мои лучшие туфли для танцев. Когда мы поженились, он сказал, что это была кассета его мамы. Знаешь, тогда все брали их в видеопрокате.

И почему-то ей вспоминается, как дождливым летом после его второго курса они напились испанским вином в ее съемной квартире-студии на Манхэттене, занимались любовью и смотрели «Титаник» на французском через черно-белый проектор из колледжа.

– Позвони ему, - говорит Элли, почесывая нос.

– Голосовая почта.

– Голосовая почта? И ты все еще не оставила ему ни одного сообщения? Если бы оставила, мы бы уже пересекли границу на грузовике с контрабандой оружия и красной икры и продали почку на черном рынке в Колумбии, где есть портал в межгалактику. Ты отдашь инопланетянам почку за Стайлза? Я бы отдала. А если продадим сразу две, может быть, нам еще дадут древнего телепатического двойного боевого слона или песика.

– Если это аукцион, тогда я покупаю Элли целиком за безлимит на картошку фри с солью и чесночным соусом, - Стайлз сдвигает дверь в сторону, и Элли переводит с него на Лидию этот взгляд, каким обычно обмениваются родители, когда дети говорят что-то невинное и забавное про Санта-Клауса или секс.

– Ты не инопланетянин. Тебе не нужна моя почка, - она сползает со стула и, проходя мимо него, толкает его плечом в бок. - Потом поговорим, мистер Большой Синяк. Я люблю тебя.

– А я тебя от Луны и обратно.

– А я от Юпитера и обратно, - она корчит рожицу и проскальзывает в приоткрытую створку, шлепая по полу прорезиненными носками.

Лидия перехватывает его взгляд на себе, пока он не останавливается на вкладке форума с рецептом коктейля из шпината и статистикой перинатальной смертности.

– Лидия… - Стайлз закрывает крышку ноутбука и берет ее за руку, и она в очередной раз думает, что наследники мировых корпораций на горных лыжах и солисты рок-банд в евротурах никогда не заказали бы одинаковые футболки с фамилией на спине для семейных поездок в Диснейленд, не будили домашних в Рождество протяжной «Джингл Беллс» и стуком противней с имбирным печеньем и не обещали ее еще плоскому животу пони и «Баскин Роббинс».

Лидия поднимает его голову, обхватывая ее руками, и целует его, и этим поцелуем ей хочется передать, как важно для нее все это время было быть рядом с ним.

//

– И только мы решили, что вовсе он не идеальный и не поселился в палате своей беременной жены, как на тебе, он снова тут, - весело говорит ему ночная медсестра и открывает дверь в отделение. - Но чтобы при обходе в полночь я тебя не видела.

– В двенадцать тридцать.

– Ты другим глаза не мозоль. Они тут неделями лежат, но никто им не приносит королевства и императорских креветок. Ну да иди уже. И не надоедай ей, она под капельницей.