Проводив взглядом улетающее к ближайшему зубцу тело, я подмигнул Урессу и повернулся к следующему «обиженному», чья голова только-только показалась над люком:
– Араллух можешь не снимать…
…Второй противник оказался чуть пошустрее первого. И намного хитрее – вместо того, чтобы пытаться победить меня техникой или жесткостью, он попытался меня измотать. Увы, особыми размерами Орлиное Гнездо не отличался, и уже минуты через полторы, десятка полтора раз влетев спиной в зубцы, он понял, что беготня вокруг меня ни к чему хорошему не приведет. И бросился мне в ноги.
Бить коленом в лицо я не стал: парень двигался слишком быстро, и я рисковал сломать ему шею. Поэтому отвел назад атакуемую ногу и провел самый обычный Молот с Наковальней – сдвоенный удар по вискам. А после Молота – бросок с захватом за голову.
Этой связки, пусть даже и проведенной вполсилы, хватило с запасом: добивание (надавливание большими пальцами на глаза) я показывал Урессу уже на бессознательном теле.
Мальчишка оценил – вскочил на ноги и издал порядком набившее мне оскомину: «У-уэй!!!» Потом присел в ту же стойку, что и я, и попробовал сделать добивание на воображаемом противнике…
…Третий противник, двоюродный брат Унгара Ночной Тиши Вахрат по прозвищу Боров, оказался ненамного ниже меня и на полведра тяжелее. Неповоротливый и не особенно умелый боец, он обладал парой-тройкой качеств, которые меня порадовали: во-первых, был очень вынослив, во-вторых, неплохо держал удар, и в-третьих (что меня порадовало больше всего), постоянно пытался бить по койе’ри. В тренировочных поединках это считалось недопустимым – как в Вейнаре, так и в Шаргайле, – поэтому с ним я позволил себе ненадолго ослабить контроль. И вскоре почувствовал себя забойщиком скота: лицо хейсара, упорно не желающего терять сознание или сдаваться, превратилось в окровавленную маску, добрая треть пальцев на руках и ногах оказалась вывихнута или сломана, а левая рука, дважды взятая на болевой захват, висела как плеть. Несмотря на это, сдаваться парень не собирался: бросался в атаку за атакой и не видел ничего, кроме меня.
Успокоить его удалось только ударом по затылку. И то ненадолго – провалявшись без сознания буквально два десятка ударов сердца, он пришел в себя, ненавидящим взглядом уткнулся в мои сапоги и попытался встать на четвереньки.
Я равнодушно пожал плечами, присел рядом с ним на корточки, заметил, как расширяются глаза Уресса, уставившегося на что-то за моей спиной, и перекатился в сторону. К чекану, лежащему рядом с одним из зубцов.
Как оказалось, бить меня в спину никто не собирался:
– Все, кроме Бездушного, вон… – выждав коротенькую паузу, буркнул он. Потом сообразил, что Боров при всем желании не сможет выполнить его приказ, и добавил:
– И Вахрата с собой заберите…
А когда воины скрылись с наших глаз, устало посмотрел на меня и чиркнул выхваченным наш’ги по предплечью:
– Кром по прозвищу Меченый! Я, Тарваз Каменная Длань,
– Извинения – принимаю… – буркнул я. – А дары мне не нужны. Никакие…
– Не торопись отказываться, воин! – раздраженно рыкнул он. – Ведь ты их еще не видел!!!
Пришлось объяснять:
– Я – слуга Двуликого, и мне не нужно ничего, кроме моего Пути, оружия и одежды. Путь я почти прошел. Оружие и одежда у меня уже есть. Поэтому…
– Пойдем, покажу… – перебил меня он, повернулся ко мне спиной и пошел вниз по лестнице.
Я повесил чекан на пояс, зачем-то покосился на стремительно темнеющее небо и пошел следом. Смотреть на то, чем, по мнению Тарваза, можно было заинтересовать Бездушного…
Глава 25
Баронесса Мэйнария д’Атерн
…Вернувшись с обеда, я завалилась на свою кровать, закинула руки за голову и закрыла глаза. Чтобы не видеть темных, почти черных от времени досок потолка, цветом напоминающих Посох Тьмы.
Через мгновение у изголовья скрипнуло, и до меня донесся тихий шепот Шарати:
– Тебе что, совсем-совсем не нравится наша кухня?
Я мысленно застонала: судя по тону, которым был задан вопрос, девочка вбила себе в голову, что я плохо ем из-за того, что мне невкусно. И сейчас с присущей ей добросовестностью собиралась выяснять, чем меня кормили в Вейнаре и как все это приготовить!
Молчать было бесполезно – уж чего-чего, а упрямства ей было не занимать, – поэтому я перевернулась на живот и улыбнулась. Как можно искреннее:
– Нравится. Просто есть не хочется…
Она не поверила ни единому моему слову:
– Неправда! Я же вижу, что ты не ешь, а давишься!
Будь на ее месте Хасия, я бы сорвалась – послала бы ее куда подальше и ушла в себя. Но эта простодушная девчушка настолько искренне старалась мне помочь, что я попробовала объяснить ей причины своего плохого настроения: