ХЕЛЕН СИНГЕР КАПЛАН

злой, отсталый. Исследователя же интересуют факты, которые должны указать ему

отец или мать.

В этом смысле большое методическое значение приобретают основные принципы

исследования характера. Известно, что нужно избегать не только субъективных

оценок, но, добавим от себя, и всяких обобщений, принимаемых на веру и не

проверяемых в течение и сследования. Сам по себе факт, что отец считает ребенка

злым, должен быть учтен исследователем, но этот факт должен быть учтен именно в

своем значении, т.е. как мнение отца. Это мнение необходимо проверить в ходе

исследования, но для этого следует вск рыть факты, на основе которых получено

данное мнение, факты, которые исследователь должен толковать по-своему. "Если мы

спросим, - говорит Кречмер, - простую крестьянку, был ли ее брат боязливым,

миролюбивым, энергичным, то мы часто получим неясные и неуверенные ответы. Если

мы, напротив, спросим, что он делал будучи ребенком, когда должен был

отправляться на темный сеновал, или как он себя вел, когда происходила драка в

трактире, то эта же самая женщина даст нам ясные, характерные сведения, ко торые

благодаря своей жизненной свежести носят на себе отпечаток достоверности. Нужно

быть хорошо знакомым с жизнью простого человека, крестьянина или рабочего, и

всецело перенестись в нее, причем при расспросах следует остановиться не столько

на схеме свойств характера" сколько на его жизни в школе, церкви, трактире, в

повседневной деятельности, и все это на конкретных примерах. Я п оэтому

особенное значение придаю тому, чтобы по возможности больше расспрашивать в этой

конкретной форме" (1930, с. 138).

Существенно учитывать и субъективные показания самого ребёнка. Но и здесь

могут быть снова перед нами показания, часто заведомо недостоверные, если их

принять как свидетельство об известных фактах. Ребенок может себя рекомендовать

не таким, каков он в действительности, он просто может говорить неправду, но сам

по себе факт всегда остается фактом, в высшей степени ценным для исследователя.

Факт собственной самооценки, факт лжи должен быть учтен и объяснен

исследователем.

Нам рассказывали об одном известном невропатологе, который, отрицая всякое

значение субъективных показаний, старался застраховать себя от внушающего

воздействия жалоб больного я начинал всегда с объективного исследования. Для

этого врач придумал прост ой прием: когда он приступал к исследованию больного,

то велел ему всякий раз дышать ртом для того, чтобы лишить пациента возможности

сказать, на что он жалуется, и что у него болит. Когда больной, естественно,

удивленный тем, что врач осматривает не то, что у него болит, пытался сказать,

на что он жалуется, исследователь прерывал посетителя и снова напоминал о том,

что нужно дышать ртом. В этой утрированной карикатурной форме выражена

совершенно ложная тенденция игнорировать субъективные данные. Мы уже указывали в

другое месте, что ценность субъективных показаний совершенно аналогична ценности

показаний подсудимого и потерпевшего в суде. Всякий судья поступил бы,

разумеется, совершенно неосновательно, если бы хотел решить дело на основе

жалобы подсудимого или потерпевшего. Но столь же неосновательно пытаться

обойтись вовсе без показаний обоих заинтересованных, а потом искажающих

действительность лиц. Судья взвешивает и сопоставляет факты, сличает их,

толкует, критикует и приходит к извест ным выводам.

Так поступает и исследователь. Нужно с самого начала усвоить в практическом

педологическом исследовании одну простую методологическую истину: часто прямой

задачей научного исследования является установление некоторого факта, который не

дан непосредств енно в настоящем. От симптомов к тому, что лежит за симптомами,

от констатирования симптомов к диагностике развития - таков путь исследования.

Поэтому представление, будто научная истина всегда может быть установлена с

помощью прямого констатирования, оказывается ложным. На этом ложное

предположении была основана вся старая психология, которая думала, что

психические явления могут изучаться только в их непосредственном усмотрении, с

помощью интроспекции. Между тем, как правильно говорит в "Методоло гическом

введении в науку и философию" (1923) В. Н. Ивановский (13), эта идея покоится на

ложной посылке.

Окончательное разъяснение этого вопроса связано с введением в психологию

понятия бессознательного. В прежнее время психология, особенно английская, часто

вовсе отрицала возможность изучения психологических состояний бессознательного

характера на том о сновании, что эти состояния не сознаются нами и,

следовательно, мы о них ничего не знаем. Рассуждение это исходит из посылки,

безмолвно принимаемой за несомненную, а именно, что мы можем изучать только то и

вообще можем знать только о том, что мы непо средственно сознаем. Однако

предпосылка эта необязательная, так как мы знаем и изучаем много того, чего