ХЕЛЕН СИНГЕР КАПЛАН

наличия и господства этого процесса в его психике к особенному типу человека,

так и за крывать глаза на те глубокие особенности, которые характеризуют этот

общий процесс у слепых. В. Штейнберг справедливо оспаривает ходячий лозунг

слепых: "Мы не слепые, мы только не можем видеть" (К. Burklen, 1924, с. 8).

Все функции, все свойства перестраиваются в особенных условиях развития

слепого: нельзя сводить все различие к одному пункту. Но вместе с тем личность в

целом у слепого и зрячего может принадлежать к одному и тому же типу. Верно

говорят, что слепой бо льше понимает мир зрячих, чем зрячие - мир слепого. Такое

понимание было бы невозможно, если бы слепой в развитии не приближался к типу

нормального человека. Возникают вопросы: чем же объясняется существование двух

типов слепых? Не обусловлено ли это органическими или психологическими

причинами? Не опровергает ли это выдвинутые выше положения, или, по крайней

мере, не вносит ли в них существенных ограничений и поправок? У одних слепых,

как прекрасно описал Щербина, органически компенсируется дефект, "создается как

бы вторая природа" (1916, с. 10), и они находят в жизни при всех затруднениях,

связанных со слепотой, и своеобразную прелесть, отказаться от которой они не

согласились бы ни за какие личные блага. Это значит, что у слепых психическая

надстройка так гармонически компенсировала малоценность, что стала основой их

личности; отказаться от нее значило бы для них отказаться от себя. Эти случаи

вполне подтверждают учение о компенсации. Что касается случаев неудачи

компенсации, то здесь пс ихологическая проблема переходит в проблему

общественную: разве здоровые дети огромнейших масс человечества достигают всего,

чего они могли бы и должны были бы достигнуть по психофизиологической структуре?

7.

Наш обзор закончен; мы у берега. В наши задачи не входило сколько-нибудь

полно осветить психологию слепых; мы хотели только наметить центральную точку

проблемы, тот узел, в котором завязаны все нити их психологии. Этот узел мы

нашли в научной идее ком пенсации. Что же отделяет научную концепцию этой

проблемы от донаучной? Если древний мир и христианство видели разрешение

проблемы слепоты в мистических силах духа, если наивно-биологическая теория

видела его в автоматической органической компенсации, то научное выражение той

же идеи формулирует проблему разрешения слепоты как общественную и

психологическую. Поверхностному взору легко может показаться, что идея

компенсации возвращает нас назад, к христиански средневековому взгляду на

положительную роль страдания, немощи плоти. На самом деле нельзя себе

представить две более противоположные теории. Новое учение положительно

оценивает не самое по себе слепоту, не дефект, а заключающиеся в нем силы,

источники его преодоления, стимулы к развитию. Не слабость просто, но слабость

как путь к силе отмечается здесь положительным знаком. Идеи, как и люди, лучше

всего познаются по их делам. Научные теории надо судить по тем практическим

результатам, к которым они приводят.

Какова же практическая сторона всех затронутых выше теорий? По верному

замечанию Петцельда, переоценка слепоты в теории создала на практике Гомера,

Тирезия, Эдипа как живое свидетельство безграничности и беспредельности развития

слепого человека. Древ ний мир создал идею и реальный тип великого слепца.

Средние века, напротив, идею недооценки слепоты воплотили в практику призрения

слепых. По верному немецкому выражению: "Verehrt-ernahrt"-древность почитала

слепых, средневековье их подкармливало. И то и другое было выражением

неспособности донаучного мышления подняться над односторонней концепцией

воспитания слепоты: она признавалась или силой, или слабостью, однако то, что

слепота есть и то и другое, т. е. слабость, ведущая к силе, - эта мысль б ыла

чужда той эпохе.

Начало научного подхода к проблеме слепоты ознаменовалось на практике

попыткой создать планомерное воспитание всякого слепого. Эта была великая эпоха

в истории слепых. Но верно говорил Петцельд: "Сам факт, что было возможным

ставить количественно вопр ос о дееспособности оставшихся чувств у слепого и их

в этом смысле экспериментально исследовать, Указывает в принципе на тот же

характер состояния проблемы, который был присущ древности и средним векам" (A.

Petzeld, 1925, с. 30). В эту же эпоху Дюфур советовал из слепых делать кормчих.

Эта эпоха пыталась подняться над односторонностью Древности и средних веков,

впервые соединить обе идеи о слепоте - отсюда необходимость (из слабости) и

возможность (из силы) воспитания слепых; но тогда не сумели со единить их

диалектически и представляли связь силы и слабости чисто механически.

Наконец, наша эпоха понимает проблему слепоты как социально-психологическую и

имеет в своей практике три рода оружия для борьбы со слепотой и ее