Хэллоуин: история и традиции

Иудео-христианство сохранило образ Ветхозаветного Бога, ревнивого и жестокого, не терпящего отступлений от его заветов. Примирить этого в каком-то смысле «пуританского» Бога с идеей сострадания и всепрощения было довольно затруднительно. Требовался некий «посредник», желательно представленный в виде женского божества, в котором сочетались бы черты матери, то есть созидательницы жизни и источника любви, и объекта поклонения. И тогда в коллективном сознании христианизированного Запада появляется фигура Матери – великой многоликой богини, Приснодевы, одинаково расположенной ко всем своим детям, как добрым, так и злым. Христианским сознанием завладел миф о Кибеле и Аттисе (в греческой мифологии – об Афродите и Адонисе), предлагавший отличное решение проблемы смерти.

Очевидно, на роль «посредницы» между верховной властью и несовершенными созданиями была выбрана Дева Мария, Пресвятая Богородица, официально признанная Эфесским собором 432 года «матерью Бога». Но разве Богородица – существо бесполое, но способное произвести на свет ребенка – не то же самое, что античная ближневосточная Богиня-Мать, какое бы имя она ни носила, особо почитаемая в Эфесе, куда, кстати, удалилась вместе с Иоанном Богословом Дева Мария? Античная Богиня всех начал была одновременно и Богиней последнего часа, и на многих мегалитических памятниках она изображена защитницей умерших, иногда в виде так называемого «идола без лица», иногда в виде стилизованной головы совы с пронзительным взглядом, всматривающейся в загробную тьму. Кому еще было взять на себя заботу об усопших, как не женскому божеству?

Действительно, если мы вспомним курган из Ньюгрейнджа – тот самый, в погребальную камеру которого в день зимнего солнцестояния через отверстие в потолке проникает солнечный луч, даруя находящимся там покойникам новую жизнь, – то заметим любопытные детали. Архитектурное строение мегалитического кургана в Ньюгрейндже, как и всех прочих мегалитов того же порядка, формой напоминает женский живот: в нем есть узкий вход и такой же узкий коридор, слегка приподнятый над уровнем земли, который ведет в достаточно просторную погребальную камеру, и эта камера никогда не располагается посередине кургана. Это даже не символ, а абсолютно точное воспроизведение вульвы – влагалища и матки, где и происходит метаморфоза из кажущейся смерти в реальную жизнь. Кроме того, во многих курганах можно видеть выгравированные изображения женского божества.

Но не все так просто. Как в матрешке, за одной картиной здесь прячется другая, и так далее. В большинстве церквей престолу, посвященному находящимся в Чистилище душам, покровительствует Дева Мария. Но кто скрывается за образом Приснодевы, официально признаваемой Римской церковью? В Западной Европе, отмеченной глубоким влиянием кельтов, во тьме курганов угадывается образ богини Анны или Дану. Там же мы находим все приметы традиционного праздника Самайн, когда открывались сиды. Но кем были обитатели сидов, если не Туатха Де Дананн – племенами богини Дану? Между тем, Дану представляется всематерью богов и людей (подобно Кибеле), а впоследствии снова появляется в персонаже «святой» Анны, в христианской традиции – матери Девы Марии, тем не менее не упоминаемой ни в одном каноническом тексте.

Это не помешало бретонцам избрать ее своей покровительницей, а в Бретани, как известно, mom goz, то есть бабушка Иисуса, почитаема едва ли не больше, чем сама Дева Мария. Возможно, это пережиток старины? Как бы то ни было, в собственно бретонской традиции, разделяемой как островными, так и континентальными бретонцами, она даже считается прародительницей династии бретонских королей[106], а в народных сказках говорится, что ее супруг Иоаким был бретонцем; некоторые варианты сказаний утверждают, что святая Анна закончила свои дни на полуострове Арморика[107].

Но самое интересное в армориканской традиции, касающейся «святой» Анны, это существующая в народном сознании ее связь с усопшими. Действительно, покойников, которые в ночь с 31 октября на 1 ноября являются на землю пугать живых, здесь называют «анаонами», то есть «людьми Анны»[108]. Очевидно соответствие бретонских анаонов и ирландских Туатха Де Дананн, и даже если народная этимология ошибочна, она исполнена глубокого смысла: Великая Праматерь, мать всех начал, одновременно является Матерью последнего часа, то есть покровительницей мертвых, то есть ее детей. Неслучайно в святилище деревни Сент-Анн-д’Оре (департамент Морбиан) возвели монумент жертвам Первой мировой войны с упоминанием имен несчастных из всех бретонских приходов, включая Нантскую епархию (департамент Атлантическая Луара), погибших во время этой «мясорубки», как сказал бы Вольтер, столь же героической, сколь и бессмысленной.