Хигналир (СИ)

— В Хигналире меня не было девять лет, и по своему впечатлению могу отметить, что разница в... Ну, как бы, всё становится ненастоящим. И ты начинаешь обо всём задумываться, что реально, что ценно, что контролируемо, что случайно, что правда, но вместо ответов только больше осознаёшь тщетность рассуждений. И так тебе становится похер, ты такой: “Ай, ладно, я всего лишь песчинка в космосе”, и всё самое важное и серьёзное становится какой-то шуткой, и ты кощунственно смеёшься над этим. Всё равно ты ничего не знаешь, и сколько бы не познавал — никогда ничего не познаешь до конца. Уверенность? Смешно. Сомнения? Ха, нахрена, делай ставки! Самоуважение? ещё смешнее! Уважать себя? Кого это себя, что есть это “я”? Авторитет? Бессмыслица, ведь только тебе под силу познать истину, чужие слова не передают информацию, а вызывают в твоём разуме образы из уже пережитого опыта. Честь? Игра воображения, вымысел. Слава? Крайне недостоверный образ в твоей голове крайне корявого образа в головах других. Вина? Где чёткая грань между “можно понять” и “нельзя”, “не по своей воле сделал” и “по своей”? Если грани нет, значит и разницы нет, разница — иллюзия, причина которой — ограниченный ум. Самоотверженность? Субъективное желание быть таковым, либо не быть “эгоистом”. Чистота? Относительно тебя. Грязь? Относительно тебя же. Объективность? Ха-х, самое смешное… Подставьте сюда девяносто девять процентов слов — и всегда будет бредово. Мы делаем, что хотим, только и всего. Ну, или нам кажется, что мы что-либо делаем, а на самом деле всё происходит само, но в моменте запоминается так, словно действуем по своей воле, когда же мы на само деле просто отождествлённо наблюдаем. Говорят, Бог — Творец, а мы по подобию Его сотворены, как бы намекая на природу одушевлённого — свободу воли, что есть творческий потенциал. Но когда начинаешь глубоко анализировать каждое своё действие, каждый свой выбор, то приходишь к выводу, что ты — молчаливый бездеятельный наблюдатель, а происходящее убеждает твой разум в том, что ты есть автор действий, хотя это просто в памяти так запоминается! И в то же время нет! — я разгорячился до восклицаний и жестикуляций, “будто бури низвергаю руками”. — И отличие от тех же самых рассуждений, только вне Хигналира, в том, что здесь ты столь явно и чётко осознаешь эту бредовость, что всё — бред, херня, весь мир — игра внутри твоего разума, и ты не можешь от этого убежать в тихую обыденность, нету больше обыденности, куда ни глянь — жизнь тычет тебя в бредовость, начиная с говорящих кур, заканчивая грёбанной тучей над нами, которая тупо висит. А если некуда бежать, то ты сам потихоньку становишься этой бредовостью, а если ты становишься бредовостью, то весь мир становится бредовостью. И глядя на всю эту бредовую картину в целом, совершенно не понятно, почему это происходит, на что именно и как воздействует проклятие, где проклятая энергия находит лазейку к нашей душе, что никак не получается её уловить: всё что ты можешь зафиксировать — только косвенные проявления хер пойми чего.

Мы подошли к дому, но остановились договорить до интонационной точки. Очередь возмущаться Снолли:

— Да, и почему изгнание Спока совпало с куриными бунтами? Почему за тем проектом по высасыванию сил из матушки земли следовал скачок по интеллектуальному развитию животных? А после призыва бурана в стычке с войсками с крепости Тегнур появилась магическая поросль, мы её потом вытяпали зачарованными тяпками. С твоим осквернением хлеба — чёрное пятно на огородах, а за убийством Споквейга — появление его призрака, за убийством Григхен — призрак Григхен.

— Стычка с войсками с крепости Тегнур? Как вы одолели их?!

— У-у-у. Там жалоб накопилось, на всякие нехорошие штуки вокруг Хигналира. Кляузы дошли до самого Екефия — патриарха священной империи Люрциния, и тот потребовал от нашего короля разобраться с этим безобразием. Король отказал им, потому что сам нередко пользовался услугами Споквейга, покупал магические артефакты, устройства. Но патриарх смог надавить на лордов Ульгхвиналя, и те выслали войска.

— Ну да, юго-запад Миивы уже в сфере влияния Джейса. А северо-восток, где столица короля, пока держится, старым богам молится, в большинстве своём.

Я сказал “столица короля”?

— Споквейг сначала натравил духов голодных, стяжателей рациона, — рассказывала Снолли, — попортивших припасы армии, пока те были в походе. А когда они почти прибыли, Спок вызвал буран. Им пришлось разбить лагерь, ведь никто не был к бурану в середине лета. Войска оказались в ловушке, были вынуждены жечь костры в палатках и молиться, чтобы погода смилостивилась. А далее произошло кое-что интересное: сидели они так пару суток, буран закончился, но солдаты, вместо того чтобы начать штурм, перецапались друг с другом, в итоге вырезали собственное начальство и все до одного дезертировали. Кое-кто даже к нам примкнул, тот страж, которого ты назвал дворецким, например, попросился остаться.

— Определённо проклятие. Учитывая, какая военная в Ульгхвинале дисциплина, иного варианта нет.