Хигналир (СИ)

Сей этаж отличался совсем уж извращенной структурой: местная фурнитурная община и совет коридорных путей желали возвеличиться надо мной, надругаться. Я бы и не против, но с шестого этажа за мной следовала масленица. За окнами начался масляный дождь и град первых блинов, тех, что комом в горле встают. Если бы не книга гида, то я бы только так “ручил” эти блины, причём не только руками, но и ртом, и уже бы пал асфиксированным.

Под оглушительный вой хороводов, бешеные казаки заполонили этаж и устроили демонический пляс. Я попытался укрылся в ближайшей комнате с лицевой стороны, но с затылочной незаметно подкрался небольшой хороводик и заиграла музыка. Я был уже на грани кишечного срыва, а хороводы и музыка всё продолжали ускоряться. Казаки выпендривались шашками, мерились поясами, крестились и ласково ублажали коней.

Мракобесие могло длиться вечно. И, как правило, длилось, но масленица подходила к концу, и адская рука пламени, возникшая прямо из преисподней, охватила чучело. Под свист и улюлюкание вольных крестьян, пламя перекинулось на них и закружилось в дьявольской песне вокруг меня. Горящие хороводы стремительно вращались и проносились по этажу, сжигая всё на своём пути: казаков, лошадей, блины, разбросанные по полу и налепленные на стены.

К счастью, этаж был выполнен в противопожарно-огнетушительном стиле, так что кошмар всё-таки прекратился. Последний хоровод остановился и пал, тлеющий и вовеки праздный. Вкусив блин — тело масленичное, и отхлебнув масла — крови масленичной, я намеренно похоронил остававшийся здравый смысл и отправился налегке.

Аромат садовых границ предостерегал меня об опасности следующего этажа. Но ни один, даже самый ягодный аргумент, ни банановый раж не могли прервать уверенное восхождение по следующей лестнице.

Этот этаж исполнен фруктовым насилием. В первую же минуту я поймал маслину. Яблоко давило меня, ломая ребра. Виноград уже почуял кровь. Но элегантным прискоком, я пнул яблоко в пресс и поймал вкус яблочного сока своей обувью. Деградирующим ударом головы об стену я обрушил мраморные осколки на мягкую клубничную плоть. Вдруг где-то далеко послышался загадочный голос: “Борясь с плодами воображения ты только усиливаешь безумие”.

“Но они же настоящие”, — думал я, и, тяжело дыша, с неаргументированной жестокостью выдавил косточку из абрикоса. Удар черешни по моему подножию чуть не выбил меня из равновесия, но мой рефлекторный пинок в мякоть проник в самую сласть.

Ещё несколько сочных боев, множество сладостных травм, и я, наконец, добрался до следующей лестницы, которая, в отличие от предыдущих, не заканчивалась на следующем этаже. Девятый этаж ждал меня. Трогательный момент встречи! Мы нежно обнялись, я прослезился. Никаких обид быть не могло. Ну, разве что насмешка над моей финальной формой улыбки, с которой я его встретил. “Твой рот как буква “д” горзуанская”. Теперь я чувствую неловкость, когда рыхло улыбаюсь. После такой критики мне не хотелось тут задерживаться.

Приступив к неторопливому подъему на десятый, я почувствовал ядерную печаль разлуки. Семейно преодолевая её, я катился вверх, продираясь спиной сквозь сухие хлебные заставы, и уже через полчаса развернул конечности на следующем этаже.

Неоднородность десятого была до боли знакомой. До такой боли, что было физически невыносимо здесь находиться. Крошки хлеба попадали в нос и царапали легкие. Застывший свет полностью поглотился нефтяным воздухом. Тьма вибрировала в такт моему мозгу. Порой, правильные образования давали надежду, но тут же беспорядочно перестраивались. Не по-людски как-то. Давление атмосфер приносило подтрамвайные страдания. Плотности и пустоты то выстраивались, то снова искажались, мучая меня и извращая натуру до самого утра, которое всё никак не наступало.

Всё никак не наступало.

— Ты же уже понял, что нет смысла так углубляться в мысль, — произнёс тот же загадочный голос. — Зачем опять?

— Кто ты? — с ветеранским трудом выдавил я.

Я видел только плечи, за которыми хотелось идти. Плечи, которые никогда-никогда не подведут даже самого проблемного и толстого друга.

— От нас с нами, мой дорогой друг, от нас. С нами.

— Граф... Краеугольный? — на долю секунды мне показалось, что меня переполнил восторг, а на деле — пропитанный дрожжами воздух.

— Ещё на четвёртом ты собирался всего лишь осмотреться? Интерес сменил фанатизм, который довел тебя почти до моего уровня. А это крайне опасная глубина для твоего начинающего ума. Тут и до воспаления алчной железы недалеко идти было, да?

Я не помнил, сколько чего назад я там хотел, поскольку числа уже покинули мою библиотеку значений.

— Какой глубины? — тупо спросил я.

— Ты не выдержишь такой глубины осмысления, — продолжал мудрый Граф.

— Я должен идти дальше, за новыми опциями — я и из последних сил поднялся, — и функциями! Тоже... — обратно упал я.

— На сегодня предел твой достигнут. Дальше — только эфир.

После этих слов я услышал звук заработавшего лифта, который через несколько секунд открылся в нескольких шагах от меня и пригласительно ожидал.

Я осторожно зашёл в подвижную чудо-комнату.