— Да, Лэд, это правда, — Авужлика сопереживающее положила руку на плечо.
— А ты-то чего спокойная? Всё, уже не страшно?
— Тоже припустило, — улыбнулась она.
— А про то, что со стороны сада не заходили, тоже шутила?
— Нет, в моей памяти мы, действительно, шли со стороны сада, — ответила она, а потом засмеялась, следом посмеялась Снолли. — Ой, блин, зубы заговариваются, ты уж прости, не серчай.
— Бабка зубы заговорила, — шутканула Снолли и они стали дико ржать, облокачиваться друг о друга со смеху.
— Ага, Варпа Ванновна! А-ха-ха-ха-ха!
— А что за херня с числами происходила? — не мог угомониться я. — Почему мы видели разное? Числа менялись почему?!
— Ха-ха, да не знаем, заебал, — выдавила Снолли сквозь непристойный смех во все пазухи.
Что, если это все действительно сон, иллюзия, навроде той, что вызывалась при снятии печатей с барьера, у сарая? Что, если я всё ещё в той иллюзии. И сейчас заявится Бог и скажет, что я доигрался? Прямо сейчас. Нет? Вроде нет Бога.
— Чего призадумался? — спросила Снолли.
— А вдруг мы спим, и нам всё чудится? — прямо признался я в своих сомнениях касательно реальности спутниц.
— О, я тож об этом всю дорогу думаю, — сказала Авужлика с набитым ртом. Авужлика ела булочку. Откуда и когда она её взяла, я спрашивать не стал.
— Ты так думаешь, потому что я над тобой подтрунивала, прости, — извинилась Снолли. — Переборщила чутка. Выгляжу нереалистичной. Я такая нереальная.
— Я ещё более нереальная, — пробухтела Авужлика.
— Ты-то да, — согласилась Снолли.
— Получите псевдопипедки, — сказала Авужлика.
Они заржали.
— У меня мышечные камыши... — ответила Снолли, и они стали вовсю угорать и нести белиберду, наверное, чтобы я ещё больше думал, что нахожусь во сне.
Я что это, озираюсь по сторонам в ожидании вурдалаков? Развивается паранойя. Если реальность сейчас неустойчива, но вурдалаки могут появиться в любой момент... Даже сейчас. Нет? Вроде нет глюка.
— У вас так убедительно получается нести бред, что я уже почти уверен, что вы мне мерещитесь, — жаловался я.
— Ой, прости-прости, — снова извинилась Снолли. — Что-то понесло нас. Куда-то. Хуй знает куда. В ебучую погребальню посреди чрезвычайного пиздеца. Хах, ох, что за день.
— Ха-ха-ха. Не день — а сказка, — продолжила тему Авужлика.
— Ага, — хмуро ответил я, — “Тысяча пиздецов за одну ночь”.
Они разорались на всю округу.
Подходя к спуску в погреб-погребальню, Авужлика взглянула на небо очарованными глазами:
— А что-то красивое в этом есть.
— Стрёмно же, — возразила Снолли.
— Ну, как в падении метеорита или во взрыве вулкана... есть что-то завораживающее. Даже если в результате город с лица земли стёрт, — мечтательно произнесла она. — Даже в этом есть что-то.
— Да уж, Авужлик, твоя эстетика... — иронизировала Снолли. — А чума, наверное, так вообще засмотришься да? А некромант Аркханазар тот ещё знатный красавец? — подкалывала сестру Снолли, Авужлика посмеивалась. — Но я понимаю, о чём ты, — Снолли посмотрела наверх. — Я просто намеренно осторожничаю, с такими вещами.
Мы спускались по лестнице, где обычно кутаются в паутине бездомные. Сейчас там никого. А я всё пытался найти хоть одно объяснение происходящему, которое убедит меня в том, что не сплю.
Вот и на месте. Надпись гласит то же самое: “В ночь, когда на небе воссияют...” — и так далее. Сестры продолжать травить наркоманские шутки, будто бы мы во сне. Не потратив ни капли внимания на тот факт, что прошлись мы впустую, они развернулись и, продолжая прикалываться, направились в обратную сторону. Теперь я плёлся за ними в сторону дома, удрученно, в полнейшем смятении.
По пути назад я пристал к спутницам с расспросами об их неожиданной смене настроения. Наседал нудяще, зверски, подобно настойчиво требующему мяучащему коту, и Снолли пришлось предоставить более-менее серьёзный ответ: