О, нет. Что-то не так. Что-то явно не так. Вот теперь начинается нервяк. Чувство, будто кто-то пристально на меня смотрит. Эти иконы повсюду, и одна из них явно настроена против меня. Душой чую. Должно быть, вольнодумие, богохульные мысли активизировали её, и скоро мне не поздоровится. Время сваливать.
Коун всё ещё осторожно стоял у выхода, не издавая ни шороха. Я сделал шаг навстречу к нему, и... остановился. Почему я должен бояться какую-то икону? Она что, лучше меня?
— В этот раз моё сердце бьётся не от страха, а от гнева! — я яростно ткнул мечом прямо в икону на правых вратах иконостаса с изображением хрен знает кого, я такой наглый лик впервые вижу. Насколько знаю, по канонам тут должно быть изображение Иона Крестителя.
Я приоткрыл врата и заглянул, а там сидит перепуганный хлебник — весь крестами обвесился, трясется, молясь, и в то же время проклиная.
— Ха-ха-ха, а от кого прячешься? — поинтересовался я.
Хлебник попятился назад, пока не упёрся в жертвенник, на котором лежал свежий труп маленькой девочки.
— О, жертвоприношения практикуете? А что, кого-нибудь покрупнее безобидной девочки не смогли найти, сыкуны? Да и разве это жертва? Плюнул бы на вас всех разом.
— Господи, Боже Великий, Царю безначальный, пошли Архангела на выручку... — бормотал священник.
— Давай я тебе продемонстрирую настоящее жертвоприношение, — я бросил меч на пол, — это мне не понадобится. Эй, Коун, скорей сюда, я тебе кое-что покажу!
Послышались робкие шаги Коуна. Парень заглянул в алтарное помещение. Батюшка, привстав у жертвенника, очень быстро читал молитвы и, вперемешку с ними, просил Люцифера о помощи. Хоть это и было неожиданно, но я ничуть не удивился, что хлебники на самом деле служат Сатане, а не Джейсу.
— Смотри, я покажу тебе классическое заклинание колдовского искусства, “огненный шар”, но не простой шар, а усовершенствованный мною лично.
Направляю ладони вниз. Как учил Инфернус... внутриземной жар — позволяю ему пыхнуть на руки. Чувствую жжение.
Направляю ладони друг к другу, пускаю ненависть, питая ею огонь, чтобы разгорелось ярко, но не обжигающе ярко. В руках воспылало красное пламя.
— Дьявольщина, чёртов колдун, будь ты проклят, — шипел хлебник и принялся суматошно крестить свою жалкую плоть.
“Дьявольщина”? Они что, не понимают смысл молитв, что произносят? Он же сам только что обращался к Люциферу.
— А теперь моя личная придумка, Коун, зацени, — я направил руки вверх. — Ярмо преисподнего гнета, давление в сотни атмосфер! — воздух вокруг взбесился, сливаясь в руки образуя небольшой шар, безмерно сжатый и ослепительно раскалённый, вибрирующий, я с трудом удерживал его в руках. Пылающий огненный шар.
Сверхсжатый шарик раскалённого воздуха, внутри которого бушевали ураганы. Ценой предельных усилий я сохранял его форму. Хлебник схватил в руки икону, на которой был изображён, мать его, чёрный хлебник! Где он её взял? И какой же тот чёрный хлебник всё-таки самолюбивый! Ярость вскипела и заструилась через мои руки, распаляя шар ещё сильнее. Он начинает обжигать пальцы, походу, перестарался, кажись, там уже плазма образуется, не могу больше удерживать...
— Бежим отсюда!!! — заорал я Коуну.
Мы вместе выскочили через врата иконостаса в храм и побежали прочь в сторону выхода.
— А куда делся твой усовершенствованный огненный шар? — спохватился Коун.
— Там остался...
Херак!!! Раздался чудовищный взрыв, и я, кажись, оглох на обе стороны. Я закрылся руками, поскольку взрыв разнес иконостас в щепки, которые полетели в нашу сторону. Всё, что я чувствовал в момент взрыва, это горячий воздух, окутавший меня на мгновение. Затем горелый запах. Что я слышал после — ничего. Далее тонкий писк. Глаза забились пылью, и даже раковина правого уха онемела. Почти вслепую я продвигался к выходу, по пути наткнувшись и потащив за собой так же оглушённого и потерянного Коуна. На ощупь мы сняли окованный железом тяжёлый брус и отворили двери.
Я, Коун и дым выволоклись из собора. Весь в щепках, копоти и стеклышках, я отряхивался, кашлял, тер глаза, то же самое делал мой бывший сосед, по камере.
Раннее утро. Ясное небо. На воле прохладно. Зато как свежо. Собор стоял на холме, у холма простирались пшеничные поля, а за ними — город Серхвилкросс, центр провинции Маякевьен. Вокруг — ни единой души.
— Бли-ин, меч забыл! — протянул я расстроенно и бросился обратно в храм.
— Кхе-кхх... да и чёрт с ним, не?.. Кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе, кхе... — попытался отговорить Коун своим страшным кашлем. Судя по голосу, молодой лекарь чувствовал себя не очень хорошо. Ему может понадобиться его же помощь.
Я вернулся внутрь и впопыхах добежал до алтаря. Жертвенник и стены были объяты пламенем. Огонь, словно чумовые прихожане, жадно кидался на иконы. Каким-то чудом я быстро отыскал свой меч среди храмовых ошметков. Я взял его в обе руки и вознёс пред собой.