Лавандовый морок, сиреневая смерть, дымчатый глоток – один пузырек погружал в беспробудный недельный сон, тело застывало, а с помощью темной энергии обращение можно было повернуть вспять. Главное условие – неведение Фреи, иначе защитная магия заблокирует единственную возможность оставить ей человеческий облик.
– Когда-то ты все узнаешь и, надеюсь, простишь.
Адриан сказал это, когда Фрея разомкнула губы, чтобы что-то произнести, и обмякла в его руках. Всего два глотка из четырех, всего неделя, чтобы раздобыть еще несколько порций и дотянуть до августа.
Он накрыл ее уста коротким поцелуем, оттягивая момент прощания, и, может, она ощутит это касание прежде, чем отвар погрузит ее в беспробудный сон. Глупая надежда, мечтание, которому никогда не быть явью. Дыхание Фреи стало едва слышимым, хрупкое тело ослабло, а домашнее бордовое платье с белым кружевом пугающе подчеркнуло бледность кожи и, переливаясь в бликах свечей, ассоциировалось с кровью.
Адриан на короткое мгновение обнажил клыки, перед глазами был туман, но на этот раз Фрея не заговорит, ее голос не отвлечет от голода.
Надежда только на контроль, выработанный за долгие годы самоуничтожения. Именно они сделали его непохожим на других вампиров. Чужой среди своих.
А теперь, когда Фрея почти не дышала, сдерживаться было невыносимо. Вместе с ней угасал смысл его существования.
Если не выйдет остановить превращение зельем и магией, то вместо любви им будет двигать месть.
Нет ничего страшнее момента, когда больше ничего не держит.
Адриан с шумом завел мотор, хмуро осмотрел мокрую после весеннего дождя улицу и прибавил газу, наслаждаясь рычанием мотоцикла. В этот вечер его ждет особенная встреча. Единственное препятствие – день Крови, введенный ковеном Хилмора в этом году. Компенсация недели Охоты. С шести вечера до рассвета вампиры имеют право пить кровь тех, кто остался на улицах города, без разрешения жертвы. Единственное условие – ни одной смерти. Но ничего не сказано про обращения.
Ночь обещала быть опасной для Рози, согласившейся достать лавандовый морок для Фреи.
– Таковы новые обычаи, – сказал сам себе Адриан и, сняв с подножки мотоцикл, направился в промышленную часть Хилмора.
Грудь сдавило. Он вцепился в руль, прибавляя скорость и приближая волнительный момент. Ему нужно зелье для Фреи. И, черт возьми, все равно, сколько законов придется для этого нарушить.
После просторных улиц с особняками показался новый город, а за ним – узкие улицы старого спального района. Он, в отличие от остального Хилмора, был застроен по кругу, словно кто-то намеренно сделал линии циркулем, ограждая лабиринтом курортную зону и центр от заброшенных производств. Въезжая на территорию бывшей ткацкой фабрики, Адриан тревожно оглянулся. В его взгляде читалось отчаяние. И, наверное, впервые – страх. Что если не выйдет достать зелья?
Все, связанное с будущим Фреи, выбивало почву из-под ног. Выбор, которого не было. Адриан не позволял себе отвечать на подобные вопросы. Делать, следовать желанию освободиться от демонов, охотящихся на них, бороться. Вопреки всему. Чего бы это ни стоило.
Совсем скоро нужное здание оказалось рядом.
Адриан расстегнул ворот кожанки, будто пара заклепок могла дать больше воздуха. Через тонкую футболку тут же прошел ледяной ветер, но что вампиру холод? Адриан только ухмыльнулся, прислоняясь к мотоциклу и закатывая рукава куртки. Его мрачный, недовольный взгляд скользил по заброшенному строению.
Его задача – оставаться бесшумной тенью, которая пару минут назад нарушила покой ткацкой фабрики, переоборудованной под ретромузей и вскоре брошенной на произвол судьбы. Серые занавески на больших, от пола до потолка, на весь пролет производственного этажа, окнах напоминали привидений. Оборванные лоскуты разлетались, плясали от порывов ночного ветра и пропитывались влагой. Видимо, через разбитые стекла внутрь попадал дождь.
В метре от Адриана стояло кресло, обитое огненно-рыжим бархатом, со временем превратившимся в цвет ржавчины. Что-то было в этом… завораживающее. Остатки эпохи, старость, скоротечность, обесценивание. Спустя несколько лет весь раритет обратился в хлам, ничего не значащий для многих приходящих сюда.
В тусклом свете уличных фонарей можно было различить гостью. Но Адриан не спешил обнаруживать свое присутствие. Совершенно неподвижный, бесшумный, он оставался тенью, готовой обернуться ночным кошмаром для тех, кто решит следовать за Рози.
Адриан вышел на улицу через разбитое мародерами окно. Под ногами неприятно захрустели осколки. Его аккуратно постриженные волосы растрепались, губы искривились в ухмылке, а серые, подобно металлу, глаза лукаво заблестели.