Химера, дитя Феникса (СИ)

''Как сказывает Отец, пряники кончились. С утра пришёл худой и плоский, как доска, старик, махал верёвкой и мелком, затем записывал с меня мерки, спрашивал: могу ли Я хвост под штанами прятать. Получив в морду, крикнул охрану. Те поколотили меня для приличия, да остались в моей темнице. Затем прыгал с тряпками, пару раз кольнув иголкой на шее, видно, что с удовольствием промахнулся. Вечером пришёл опять с готовым кроем, примерил шитьё, поджимал и очерчивал излишки, подгонял штаны и обувь. Через два дня будет готов комплект. Сама ткань мне по нраву, мягкая и добротная. Цвета тёмный беж, оторочка тёмной кожей, пуговицы костяные серые. Скучно без мяса и баб. Раз одежду готовят, значит, скоро выход будет. Охрана болтает, что в Северные Пустоши поедем. Отец приходил весь нервный, причитал, что предприятие наше многим стало интересно, и что тот интерес не сулит нам ничего хорошего, потому нужно быстро уходить в ничейные земли. На мой вопрос, есть ли там Блудницы, приказал охране всыпать мне плетей. Кожа и чешуйки затвердели, потому было скорее неприятно, чем больно. Кого-то принесло, на ночь глядя. ''

''День семнадцатый''

''Это не переезд, это бегство. Как только была готова одежда, Отец спешно готовил телегу с крышей. Напоследок сделал мне подарок. Он повздорил с охраной, что перед выездом начала себе цену поднимать. Я получил разрешение их успокоить. Пишу эти строки, а руки дрожат от удовольствия. Я отыгрался за все побои и унижения. Первого убил очень быстро, кисточкой в шею. А второго доо-оолго, отец уже начал торопить меня. Я нарезал его тело полосками, отсек пальцы и уши. Выбил зубы камнем, разорвал щеки, затем душил, глядя, как жизнь покидает его тело. В глазах было столько боли и желания жить, что Я пару раз ослаблял хватку, даруя воздух и надежду. Предложил ему игру, он пишет на стене своей кровью, #они ушли на Юг#, пока Я иду за секирой в телегу, если успевает, то выигрывает свою жизнь. Как же он пополз, так быстро у здорового небось не получалось. Подошёл Я в аккурат к буквице Г. Состряпал недовольно лицо и опустил топор, чем несказанно обрадовал бывшего сторожа, так с улыбкой он и умер. Кисточка пробила его сердце. Отец сначала ругался за излишнюю жестокость, но увидев надпись, похвалил за сообразительность. Возничий был бел, как кость, видя расправу, но после окрика, споро покатил по дороге. К телеге предусмотрительно навязали кусты, чтобы стирать следы тягловой. Не один Я с головой. Что же, Пустошь, так Пустошь. ''