Химерион (СИ)

Прежде мне доводилось бывать в храмах особого почитания плотской любви меж мужчиной и женщиной. Видеть великое множество позиций для достижения высшего наслаждения, но если все это перемешать, лишив целостности тела и принудить жить веком растений, то выйдет нечто не поддающееся описанию. На россыпях алмазной пыли произрастало несколько обрубков женских тел, начатых с талии и усеченных в коленях. Все они были перевернуты, густо окроплены кровью, культи были разведены в стороны, некоторые застыли, словно пытались бежать. Тела лоснились от испарины, некоторые участки кожи имели ритуальные рисунки, на многих присутствовало выжженное клеймо, не веря собственным глазам, я все же решил приблизиться и убедиться в реальности этих существ. Тела вздрагивали, их то и дело пробивала мелкая дрожь. Струйки пота и кровь, густой дурман, идущий из мест срамных, и тут я увидал, что из разверзшихся отверстий, медленно выползают вздыбленные, огромные фаллосы. Отскочив, я все же не отвел взгляда. - Смотри путник, более не увидишь ты такого не найдешь в целом свете - сказал колдун. Тела конвульсивно вздрагивали, словно эти детородные органы разрывали их изнутри. Я отошел подальше, дабы не запачкаться, потому как брызнуло артиллерийским залпом семя. Подступила тошнота, но мы продолжили наше изучение данного цветника. Колдун усмехнулся - Это лишь цветы едва ухоженные, там впереди нас поджидает мое искусное творение - он пригласил следовать за ним.

Громадное обезглавленное тело, тучное, бледно-розовая кожа, коленями вросшее в землю, возвышалось над нами. Дряблая грудь обвисла до живота, в складках которого проглядывала раскрытая матка, обильно поросшая волосом, она доходила до самой грудной клетки, вены были вздуты и черны. Мы обошли это нечто кругом, но ничего нового я не обнаружил, а вот где по замыслу творца должно быть плечам, шее и голове находились холмы седалищные, промеж которых вырастал изогнутый рог украшенный золотом и каменьями. Колдун хлыстом прошелся по чудищу, оно, задрожав, окропило землю потоками слизи мерзкой и тут же все кругом зашевелилось. Из недр проклятых выползали просто омерзительнейшие твари, наполовину личинки, в остаток фаллосы без кожи, они все стремились прошмыгнуть в находящееся рядом тучное нечто. Я отвернулся, но куда, ни глянь, шевелилось и существовало все это на порядок страшней и ужасней. Обезличенное, в нем имелась щель, руками оно упиралось в землю, заложив ноги за голову. Спина этого монстра поросла обильно множеством девичьих грудей, в живот вонзились бычьи рога, безвольно болтались мужские причиндалы, виднелись перебитые ребра. Из зияющей дыры бывшей ртом вывалился огромный синий язык и часть кишечника. Дальше больше развертывалась устрашающая пестрота цветника. Женская грудь, обрамленная тысячами многосуставчатых пальцев из сосцов которой, переплетаясь, вились канаты нервов, исчезавшие в глазищах лишенных век, и кровь приливала к ним, в зрачках притаился чернейший мрак и ужас. Тут же возвышался узловатый высоченный фаллос, сплошь усеянный наростами бородавок. Волосатые языки трепетали листвой на ветру, лентами содранная кожа, обвисшая до земли, рыдала кровью плакучих ив, культи, внутренности, гной повсюду и все это мерно шевелилось в движении немыслимой оргии абсурдных тел. Темные остекленевшие глаза быка, витые в золоте рога, вживленные в его тушу женские тела, лица растянуты гримасами экстаза. Чернокожая самка, опутанная змеиным фаллосом обезьяны, ртом она заглатывает его окончание, ее глаза вырваны, в глазницах искрятся камни. Неестественно вывернутые руки вросли в череп примата, который вцепился пальцами в ее грудь, они вздрагивают. Хлыст оставляет алые полосы на телах, я зажмурил глаза, но меня подтолкнули, понуждая идти вперед.

Оскальпированная дева, нанизанная на кол, ее руки вросли в щиколотки ног, рот порван и полон пеной слюной, язык вырван, глотка перерезана, грудная клетка вскрыта в ней еще трепещет сердце, которое будут клевать птицы с железным опереньем. Глаза запали в немыслимом наслаждении произрастающим из невероятного мучения, она рефлекторно вздрагивает, сыплет кусками алой пены. Данная немыслимая жизнь, вот тут доказывала обратное, сколь разнообразие живет во всем, соответственно и в этом жутком месте. Увидеть мне пришлось многое и эти скупые зарисовки лишь тщетные попытки, среди которых довлеет мое не желание использовать слова, дабы хоть немного приоткрыть эту дверь в нутро сего рукотворного ада. Признаться начистоту я был близок к огромнейшему желанию дать деру, лучше исповедаться после, а сейчас смалодушничать, но подобное приходит слишком (поздно). Колдун торжествовал, ведя меня извилистыми дорожками, хладнокровно вырезанной, выставленной напоказ изувеченной плоти, этому нет места, но оно есть, в уродливой оболочке, но бесконечно произростает в саду сладострастья. Я мог осушить не одну бочку с вином, но дало ли мне это забытье, беспамятство, что бы там, ни было? Останется только страшный вечно приходящий сон.