Читаем Химерион (СИ) полностью

Остаток ночи мы провели в молчаливом раскуривании трубки набитой удивительной растительной смесью, что вызывала почти сказочные видения далеких миров, точками мерцавших в бесконечном пространстве ночи, эти отражения оживали в гладком стекле чернеющего озера. Эти новые миры поглощали нашу бесстрашную компанию, водя за нос, раскрывая молчаливые тайны, по воле волшебства неожиданно заговорившие. Ночь превращалась в уходящую ленту млечного пути, она смыкала узы бесконечности, начинала сползать в огонь солнца, верткой рыбой избегая ожогов, она уходила, но я следовал за ней. Более я с этими людьми никогда не встречался, все мы расстались тогда, ночью, уйдя каждый своею дорогою, и суждено ли было, нам встретится еще раз, никто на самом деле не знал. Утром, я по-новому открыл глаза, ощутив, что уже давно не сплю. Осмотревшись по сторонам, убедился, что снова один в руке зажата трубка и туго набитый кисет с чудо порошком. Я усмехнулся, после решил спуститься к озеру и окунуться в теплую воду, источавшую пар.

Хороша та рыба, что имеет намерение стать завтраком путнику, невзирая на обстоятельство свободы выбора. За это я благодарен и рыбе, и творцу, одна была столь любезна, что попалась в сети, а он сподобил ее быть таковой. Мне же осталось приготовить этот чудный завтрак и утолить свой проснувшийся голод. Уплетая за обе щеки столь щедрую трапезу, я ребенком малым радовался пробуждению этого чертовски противоречивого мира, потому что иногда трудно поутру предугадать подарки предстоящего дня. Мир мерно наполнялся хмелем жизни, источая пьянящие ароматы и мелодичные звуки. Распускались дивные цветы, щебетали нараспев бойкие птицы. Солнце залило теплыми лучами окрестности, играла слепящим блеском утренняя роса искорками алмазов осевшая на сетках паутины. Гармония пасторального мира, лад и порядок царили вокруг, и жужжал ворчливый шмель. Голова моя стала светлой и пустой, начисто лишившейся недавних воспоминаний. Играя легкой усмешкой, я шел вдоль берега, напевая пустяшную песенку из далекого детства. Если бы некий незнакомец в данный момент повстречался на моем пути, верно, он счел бы меня сумасшедшим без капли рассудка в голове. Правду говорят, что радость проворачивает такой фокус с человеком, его глаза загораются искрой безумия, и он может выкинуть любой чудаковатый фортель. Но право же, это намного лучше, чем портить любое утро, каким бы оно, ни было, некой хмурой царской миной в отеческой заботе о сущностях по существу. Человеку, которому по сути дела глубоко плевать на данную условность. Просто плевать. Я делом грешным подумал снова набить трубку порошком на таких чудо радостях, но решил не торопить события, дабы не испытать полноту измен и разочарований от перебора положительными эмоциями.

Путь мой пролегал через тучный луг, склоном пологого холма на котором начиналась дубрава. Величественные, могучие, древние великаны, молчаливо взирали свысока на ползущее существо по склону. Скольких им довелось встретить и проводить, присыпав их следы опавшей листвой, укрыть в прохладе и тени от дневного зноя, дать пристанище во время грозы, скрыть от злобного взора, да мало ли. Ноги шли сами собой, в голове приятно шумело обыкновенной пустотой, которую так обожает ветер, в такие моменты, человек, наверное, близок к первозданности. Он безобидный пофигист живущий в ладной гармонии с собой и природой, ему бы утолить маленько голод, чем придется, да не влезть в колючки голым задом, а в остальном "Мир вам и всем, всем, всем. Люблю, целую. Ваш Адам"

Я раздумывал, иногда даже натыкаясь на вполне стоящую мысль, при этом стараясь не прошляпить очередную преграду и не набить себе шишку. Думать и шагать, можно даже, наоборот, на мою удачу оказалось довольно приятным времяпрепровождением. Путешествие проходило великолепно, притом что, ни цели, где-то там впереди, ни желаемого у меня не было и быть не могло. Следовательно, предполагал я, в данный момент времени, мое местонахождение вероятней некая безграничная или вернее бескрайняя середина чего-то, нежели робкое начало с фатальной неизбежностью окончания, о котором я никогда не мог думать, только задумываться. Там всегда упоминается "что мораль, этой истории, должна быть в канве жанра и точка" я же всегда питал сомнения и неприязнь к узаконенным рамкам чего-либо, ведь всегда есть возможность гениально лажануть, или того хуже внезапно взорваться да так, что будут еще не один век плеваться и убирать мозги со стен.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже