Химеролог

На меня не обращали внимания. Думаю, все делалось для того, чтобы усыпить бдительность, или затем, чтобы мою смерть не связали с ними. А может, Этан жаждал сам убить меня, после того как покинет комнату, в которой лежат больные.

За пару дней я прочел книги, в которых описывались причины смерти царедворцев. Передо мной открылся восхитительный мир изощренных убийств. О! Как порой коварны люди!

Первым умер Нарин. Я следил за ним и заметил, что перед тем как отнести гостинцы в лечебницу, он всегда отбирает себе самое вкусное. Немного, так, чтобы Этан ничего не заподозрил, но мне хватит и этого.

Самым сложным оказалось достать яблоко. В этом мне помог библиотекарь, старый друг и наставник. У него не было детей, и я стал для него отдушиной, тем, в ком он видел сына.

Я попросил, и он купил мне яблоко. Не знаю, наверное, взял деньги из сбережений. Фрукты по зиме в империи дороги.

Наливное, размером с два моих кулака, яблоко призывно алело румяными боками; казалось, ткни пальцем – и во все стороны забрызжет ароматный сок, пахнущий летом и солнцем.

Я едва удержался от соблазна съесть его.

Дальше я отдолбил из мерзлой земли коренья чхванши – невысокой травы, похожей на осоку. Ее листья жалят не хуже шершня, но мало кто знает, что подземная часть смертельно ядовита.

Мне не составило труда приготовить отвар и обмакнуть фрукт в остывший яд. Повторив процедуру несколько раз, подсушил яблоко, завернул в тряпицу и, спрятав в карман, поспешил в приют.

Наутро, наскоро позавтракав, я заскочил в комнату и торопливо вывалил яблоко в тумбочку Нарина. Там уже лежала собранная дань. Облизнув губы, я спустился вниз.

В эту же ночь мальчишка и умер. Как я и рассчитывал, сладкоежка не удержался от соблазна и в одиночку съел яблоко. Последнее в своей жизни.

Утром мы закутали посиневшего мальчишку в простынь, вынесли за ворота и погрузили в телегу. Кучер свистнул, и скрипящая повозка повезла умершего в последний путь.

Я провожал его взглядом. Будет ложью, если скажу, что остался спокоен. Я радовался, что избавился от одного из врагов, но вкус победы отдавал горечью и чувством раскаяния.

Впрочем, несколько вечерних оплеух от Ламона вернули боевой настрой. Он что-то подозревал. Я весь день ощущал его недоверчивый взгляд, злобный, наполненный ненавистью.

Он стал следующим. Я опять воспользовался проверенным средством. Полил ядом клочок ткани, который использовал Ламон для подтирания. Он и стал причиной смерти.

После этого пришлось затаиться. Два трупа за короткое время насторожили надзирателей. Опрашивали всех, строили гипотезы – от отравления до эпидемии. Неделю продолжались допросы, вводили карантинные меры. Затем все вернулось в свое русло.

Хорошо, что убитые тиранили всех. Каждый в приюте имел на них зуб, и найти среди такой толпы виновного, если бы узнали об отравлении, не представлялось возможным. Но кому нужны беспризорники? Подтвердилось, что это не поветрие, и ладно.

Остался Этан. Потеряв друзей, он стал подозрительным и недоверчивым. Он измывался над всеми, и больше всего доставалось мне. Пока он не переходил определенных границ, ограничиваясь оплеухами: похоже, ему накрутили хвост за прежние прегрешения. Но я знал, что он точит на меня зуб. Его взгляд не предвещал ничего хорошего.

Я зарезал его. Вообще, планировал использовать яд или бечевку с петлей. Хитрый узел работал лишь на затяжение, стоит дернуть веревку – и его уже не развязать – только резать.

Помешал случай. В глубине души я был даже рад этому: яд не дает подлинного чувства превосходства над соперником. Только личная схватка позволяет в полной мере почувствовать сладость победы над врагом.

Это истину я понял позже.

Этан выловил меня, когда я возвращался от библиотекаря. Я проходил мимо глухого тупичка, и меня задернули в проулок. Пара ударов, и я свалился наземь. Ну и тяжеленные же кулачища у Этана.

– Это ты убил их, – здоровяк поднял меня за грудки и приложил спиной о стену, – моих друзей! Ламона! Нарина! А сейчас сдохнешь ты!

Он схватил меня за шею и начал душить. Его разорванная щека подергивалась от нервного тика.

Я нашарил за пазухой пику. Обломок прутка, что вывалился из телеги. Я хорошо заточил его о камень.

Удар пришелся точно в сердце.

Этан бросил меня. Я на четвереньках отбежал в сторону, поднялся на ноги.

Мерзавец схватился за грудь. Он не понимал, что уже мертв. Непонимающе посмотрев на меня, он выдернул прут и шагнул ко мне. Покачнулся и упал на колени.

– Ты убил меня, – ошарашенно прошептал он, – убил…

– Да! – прорычал я, опьяненный победой. – Да! Я жив, а ты умер! Ублюдки! Вас всех прикончил я!

Этан промычал что-то и рухнул лицом в снег.

Меня трясло. Я радовался победе и страшился сделанного. Я только что убил человека собственными руками.

Началась метель. На лоб упала снежинка. Я подставил руки и пялился на тающие в ладонях ледяные кристаллики. Сразу вспомнилась гасилка и то, что со мной собирались сделать эти трое.

Я почувствовал умиротворение. Зачерпнув пригоршню снега, обтер лицо и направился в сторону приюта.

Я жив, а они умерли. Я оказался сильнее.