В самом деле – отчего умирает сказанный работник путей сообщения? От алкоголизма, верно? а не было ли у него, помимо всех обычных, какой-либо особенной причины запить горькую чашу? А как же, была. У него было горе. Собственно, горе и свело его в могилу, под эту самую груду песку. А в чем же его горе, дамы и господа? А в том, что его единственная, горячо любимая дочь, совращенная и похищенная, обретается в столичном городе, не подавая о себе вестей, и, как он полагает, давно уже перешла из содержанок в проститутки – юбкой улицы метет в компании с Катькой из поэмы «Двенадцать» (Блок и повторил было про юбку буквально, но по совету Прекрасной Дамы заменил двусмысленным оборотом насчет шоколада «Миньон») – «…с голью кабацкою. Как подумаешь порою, что и Дуня, может быть, тут же пропадает, так поневоле согрешишь да пожелаешь ей могилы…» Ну и сопьешься, добавим от себя. Такое страдание. Такая участь дочери, что лучше бы ей умереть. И самому, да поскорей.
Но фишка в том, что страдание хоть и настоящее, а горе-то Самсона Вырина – как выяснил после его кончины титулярный советник А. Г. Н. – дамы и господа, оно было воображаемое! Ничего дурного с Авдотьей Выриной не случилось: все эти годы, проведенные в разлуке с отцом, она явно каталась как сыр в масле, и очень похоже, что Минский или кто-то из его преемников на ней реально, то есть официально (хотя и воспользовавшись каким-то подложным документом, – но об этом потом) женился. И довольно давно, раз детей уже трое.
Выходит, Самсон Вырин погиб (в смысле – прекратил функционировать на несколько, кто знает, лет раньше гарантийного срока и пребывая в отчаянии) только потому, что в душе он был не кто иной, как литературный критик реалистического направления. Верил в так называемую логику сюжета. Иначе называемую правдой жизни. Которая твердила, ссылаясь на статистику прецедентов: ну не женятся привилегированные пассажиры на придорожных солдатских дочерях. «Не ее первую, не ее последнюю сманил проезжий повеса, а там подержал да и бросил». Вырин полагал примерно так: уж если типические обстоятельства сложились тупиком, что остается делать типическому характеру? будем гибнуть откровенно.
Причем реалист он был непоследовательный, а критик – близорукий.
Непоследовательность – в его уступке идеалистической морали: по здравому-то смыслу говоря и с точки зрения ревдемократического цинизма – карьера, избранная Дуней, гораздо привлекательней обычного замужества в сельской местности. См. сравнительный анализ обоих вариантов (кстати, именно за него В. Г. Белинский выдал Н. А. Некрасову почетный диплом):
Про могилу все понятно. Рифмуется с силой, бесполезно угасшей; попутно упоминается ничем (ну кроме передника) не согретая грудь; а то ли было бы, если бы корнет не просто загляделся, красиво подбоченившись, – а подхватил и увез!
Вы скажете: какой еще передник! Вырин числился в 14-м классе; его дочери светил не неряха-мужик, а как минимум деревенский писарь; вполне возможно – опрятный, даже не исключено – щеголь. (Кстати, в плане у Пушкина писарь-то и был, – но и про это чуть ниже.) Передник отпадает. И как бонус добавляется надежда, что писарь станет бить не так часто и беспощадно, как человек физического труда. (Впрочем, и корнет вполне мог оказаться не толстовцем.) Остальные типические обстоятельства, как то свекровь, дети, дефицитный бюджет, – по-прежнему налицо, на сто лет вперед и на двести. В российской глубинке современницы Блока – а не то что Некрасова – слонялись вдоль рельсов, мечтая: