Химеры

(С поправкой для дона Хосе: «Сначала я, потом ты. Я знаю, что так должно случиться».)

№ 3: Кармен – такая, какой бывает самка человека, когда в ней выходит из строя программа «идеальный раб» с опциями «кротость» и «верность». Про что и эпиграф: Всякая женщина – зло; но дважды бывает хорошей – / Или на ложе любви, или на смертном одре. Короче и грубей: вполне безопасна, только когда лежит. В остальных ситуациях возможен сбой: она овладевает инициативой – и все вокруг погибают.

И № 4: она – демон; суккуб. «Кармен» – как гофмановский «Песочный человек», как гоголевский «Портрет» – история про дьявола.

Обладающего, как известно, свойствами муравейника и пролитой ртути. Как легион разновидных монад с огромными глазами.

Дон Хосе и Кармен оба так думают.

Эта бедная девочка внушила этому бедному мальчику, что, если ее не убить, она уйдет к себе, в ад, и унесет в зубах его душу.

Мериме, разумеется, не верит во все эти глупости, но ему-то что. Была бы проза.

Какой смысл придумывать историю, не имеющую смысла? Наверное, тот, что в таком виде она ну совершенно ничем не отличается от любой непридуманной. (Мериме был, все в курсе, чрезвычайно удачливый мистификатор. Производитель самого лучшего славянского фольклора, например.)

Смысла нет, раз люди смертны и безумны.

Смысла нет, – но человеческая речь иногда доходит до идеальной чистоты звука. Как правило, это бывает, когда говорящий смертельно устал.

«– Я тебя прошу, – сказал я ей, – образумься. Послушай! Все прошлое позабыто. А между тем ты же знаешь, что ты меня погубила: ради тебя я стал вором и убийцей. Кармен! Моя Кармен! Дай мне спасти тебя и самому спастись с тобой.

– Хосе, – ответила она, – ты требуешь от меня невозможного. Я тебя больше не люблю; а ты меня еще любишь и поэтому хочешь убить меня. Я бы могла опять солгать тебе; но мне лень это делать. Между нами все кончено».

И вот эта самая чистота звука почему-то представляется мне похожей знаете на что? на истину. Хотя, казалось бы: какая может быть истина в отсутствие смысла?

Однако же нельзя совсем исключить, что «Кармен» – про любовь.

Октябрь 2013 года

Графиня Минская, урожденная Вырина

Удивительный рассказ титулярного советника А. Г. Н., записанный с его слов помещиком И. П. Белкиным, которого придумал А. С. Пушкин. Боюсь, я не заглядывал в этот текст с тех пор, как учился в средней школе.

Дописал фразу и не верю сам себе: какая непроходимая невинность! какая – поистине спасительная – бездарность! до какой же степени руководители той школы, составители ее программ были ослеплены вульгарно-социологической схемой, если осмелились подсунуть несовершеннолетним учащимся эту новеллу!

Да, некоторые мальчики (я в их числе) извлекли из нее сведение, которое пригодилось в дальнейшей жизни, – а именно узнали, чем занимаются любовники с любовницами, оставшись наедине; или, выражаясь грубей, но исторически конкретней: для чего петербургские офицеры навещали своих содержанок в специально арендованных квартирах на Литейной; до сего дня не изгладился из моей памяти этот первый (и только он один) из всех прочитанных эротический абзац:

«В комнате, прекрасно убранной, Минский сидел в задумчивости. Дуня, одетая со всею роскошью моды, сидела на ручке его кресел, как наездница на своем английском седле. (Плевать, что Самсон Вырин не знаток мод; да и наездниц на английских седлах вряд ли видал когда-нибудь; ну и что? – мы тоже; зато следующая фраза выведена – смотрите – горящими буквами! – С. Л.) Она с нежностию смотрела на Минского, наматывая черные его кудри на свои сверкающие пальцы».

Вот зачем гусарам девушки! Вот ради чего гусары их похищают; ради каких мизансцен.

Мальчики, бог с ними, пусть так и думают. Но девочки вынуждены быть умней. И, согласитесь, каждый мало-мальски ответственный родитель обязан проследить за тем, чтобы «Станционный смотритель» попал в руки к его дочерям как можно позже.

Потому что какие бы значения ни придавали мы слову «порок» и слову «добродетель» – неоспоримо, что в рассматриваемом сюжете первый поощрен, а традиционный взгляд на вторую жестоко наказан и вышучен.

Очень жестоко вышучен и наказан: смертью.