Хиндустанский волк

Месье распахнул дверь в крытый салон автомобиля и дважды поклонился каждому из господ, прибывших  Марсельским поездом, отдельно – месье Элансез, и – месье Метью.

– Добро пожаловать в Париж!

Представился:

– Мартен Лефевр, ваш покорный слуга! Прошу, вас ждет  лучший парижский таксомотор. Пятьдесят лошадиных сил, шесть цилиндров, три тормозных системы, наборные рессоры бельгийской стали и каучуковые дутые шины! В общем, авто для принцев крови. «Рено»   1908 года марки AR-50CV!

Элансез-Кудашев и Метью-Гагринский переглянулись. Кудашев оторвал свой чемодан от мостовой.

  – Как дорого будет стоить нам прогулка на вашем авто до Северного вокзала, уважаемый месье Лефевр? – спросил Гагринский. – Увы, мы не принцы крови!

Таксист, оценив шутку, улыбнулся:

– По счетчику, князь, по счетчику. Двенадцать сантимов минута, семь франков двадцать сантимов – час. Если вы опаздываете на поезд, поедем быстро, по прямой. Будем на Северном минут через тридцать, но Парижа не увидите.  Но, если не спешить и прокатиться по городу, не спеша, я покажу вам все, что достойно внимания, а заодно и расскажу о Париже то, что еще нельзя прочесть в «Пти журналь»! Это уже без счетчика. На чашку «мокко»! Поверьте, это  не дорого. Париж большой город. В нем легко заблудиться, и очень легко просто исчезнуть. С богатыми русскими это случается. Но только не в моем сопровождении. На моей груди не только медальон Министерства финансов для таксистов за номером «двадцать один». Под пальто – орден «Почетного Легиона» за алжирский поход и медаль победителя автомобильных гонок на приз Париж-Фонтебло 1910 года! Но с клиентами в салоне я гонок не устраиваю. Решайтесь. Прошу в салон, мои диваны шагреневой кожи, насекомых нет!

Гагринский повернулся к Кудашеву, сказал на английском:

– Счетчик на расстояние не настроен. Хронометрический. Семь франков двадцать сантимов час. В рублях два семьдесят золотом! Впрочем, можно поехать на метро, вход через нулевой этаж вокзала. Билет – копейки, всего тридцать сантимов!

Кудашев ответил на английском же:

– Метро посмотреть стоит, но я предпочитаю увидеть Париж, а не тёмный туннель! Берем авто, гуляем. Потом найдем, на чем сэкономить!

Гагринский из ответа Кудашева мало что понял, но «берем авто» услышал.

Сели, поехали.

Салон автомобиля изнутри напоминал роскошную карету. Действительно, диваны хорошо выделанной шагреневой кожи, сохранившей естественную шерсть животного. Потолок и стены убраны стеганной в мелкую клетку ромбом набивной шелковой тканью лионской мануфактуры – орхидеи и колибри. В навесных хрустальных флаконах свежие фиалки.

Кудашев провел по дивану ладонью:

– Кулан в Кара-Кумах, онагр в Сахаре, а в Париже – просто шагреневая кожа! – и, обращаясь к Гагринскому: – Что там наш Лефевр о русских успел наговорить? Надо же, мы и рта открыть не успели, а парижский таксист опознал в нас русских с первого взгляда. И «аглицкое» платье не помогло!

Гагринский глянул на спину таксиста. Шофера отделяло от пассажирского салона поднятое стекло. В двух словах передал речь месье Лефевра.

– Наверное, мой французский, оцененный в дипломе Политехнического на «отлично», во Франции на эту оценку не тянет. Но вы, Александр Георгиевич, были правы, от нас еще долго Кизил-Арватом отдавать будет!

– Меня именно этот аспект тревожит более других. Я думаю, нам не стоит задерживаться во Франции, лучше увеличим срок адаптации в самой Англии. Там и дел будет много. Начнём закупать оборудование для лаборатории, литературу, читать, общаться с приказчиками, портовыми, моряками… В общем, постараемся «обританиться» как можно успешнее! Все равно, нам, как канадцам, скидка будет!

Машина остановилась. Лефевр открыл дверь.

– Месье! Прошу размять ноги. Мы на площади Бастилии! Сегодня это – символ французских революций, свобод и народовластия. Здесь когда-то стояла тюрьма Бастилия – оплот монархии и страх для всех жителей страны. Во время Великой французской революции 1789 года тюрьма была полностью разрушена простыми людьми, а площадь для французов стала символом силы народной воли!

Обошли площадь пешком. По серой брусчатке белым камнем был выведен контур разрушенной цитадели. Размеры тюрьмы не впечатляли.

 В центре площади – «Июльская колонна». На постаменте литая цифра «1840» – год свержения монархии. Белый камень, черный чугун. Позеленевшая бронза самой колонны, увенчанной капителью в роскошном коринфском стиле. На вершине – площадка. На площадке – шар – символ идеала формы. На шаре скульптура в классическом стиле – обнаженный гений «свободы» с крылышками и факелом в руке.

На постаменте надпись: «A la gloire des citoyens fran;ais dans les bras qui ont combattu pour la d;fense des libert;s sociales dans des journ;es inoubliables 27, 28, 29 Juillet 1830».

– «Во славу французских граждан, с оружием в руках сражавшихся в защиту социальных свобод в незабываемые дни 27, 28, 29 июля 1830 года», – перевел Гагринский и добавил: – А на этом камне высечены имена парижан, погибших во время боёв на уличных баррикадах в июле 1830 года. Более пятисот имен...