– Конечно, есть, – ответил Кудашев. – Жители городка Готем, что Неттингемшире, в Старой Англии славились, как шотландцы в Эдинбурге. Только не жадностью, а глупостью. В общем, фольклорные персонажи, герои многочисленных анекдотов и веселых сказок. Сохранилось предание, что жители Готема, что в переводе – «Козья усадьба», однажды сумели «отбодаться» от королевских сборщиков налогов, прикинувшись полными глупцами. Королевские мытари, вдоволь насмотрелись на готемширов, засевающих землю солью с надеждой получить хороший «урожай» соли. На охотников, строящих прочный забор вокруг дерева с сидящим на нем тетеревом, и прочее… В конце-концов мытари были вынуждены покинуть городок, не получив с его жителей ни пенни! Так что, готемширы не просто глупцы, а совсем даже наоборот. И в детской песенке их уже называют мудрецами. Юмор в иронии! Отец знал десятка два подобных детских английских песенок. До сих пор помню. И не только детские. Каждая из них содержала в себе двойной смысл, чему-то учила. На «Хампти-Дампти» отец демонстрировал мне наглядно способность: ни при каких обстоятельствах не ложиться под ударами судьбы, под давлением обстоятельств!
– Поразительно! – Гагринский встал со своего дивана. – Я о вас много слышал, и сам был свидетелем нескольких интересных дел… Но всегда почитал вас в первую очередь человеком военным, а потом – юристом. Но сегодня вы открылись иной гранью – гранью, что сделала бы честь профессорам английской истории, филологии, философии, в конце концов!
– Прекратите, господин Метью! – решительно оборвал Гагринского Кудашев. – В дифирамбах не нуждаюсь. Больше от меня сказок не услышите. Мне еще предстоит влезть в шкуру профессора биологии из канадского университета! Сглазите – нам обоим солоно придется! Эти мои знания – мой жизненный опыт, хорошая память от рождения, и бесконечный труд. Чтобы вы были не в обиде, попытаюсь удовлетворить в некоторой степени ваше любопытство. Я скажу – вы услышите. Как услышите, так и забудете. И никогда на эту тему нигде рот не раскроете. Понятно? Мои знания английского и прочее – от моего отца. А Кудашев-старший получил эти знания от выпускника Оксфорда. Он был первым индивидуальным профессором моему отцу. Учитель погиб. Отец выжил. И во многом – потому что научился быть стойким, как Хампти…
В дверь постучали. Вошел проводник:
– Париж, месье!
Кудашев смотрел в окно. Не повернулся к вошедшему проводнику.
– Колчестер…– сказал Кудашев.
– Париж, месье! – повторил проводник.
Кудашев не отреагировал.
Гагринский сунул в руку проводника монету в пятьдесят сантимов. Проводник ушел.
Гагринский подошел к Кудашеву. Кудашев стоял с закрытыми глазами, вцепившись руками в оконную раму. Его губы беззвучно шептали: «Колчестер»! Почувствовав на своем плече руку Гагринского, открыл глаза, отошел от окна. Было видно, Кудашева просто накрыло некое открытие. Озарение!
*****
13 марта 1912 года. Семь десять утра.
Париж. Лионский вокзал. Одиннадцатая платформа. Одиннадцатая?! Да, это совсем, уж, не Асхабад с его единственным пассажирским и дополнительным спец перронами. А сколько здесь их всего? Глянули на стену с указателями платформ и линий. Господи помилуй: сорок четыре! Это надо же… Париж!
Нескончаемый разноликий попутный и встречный потоки пассажиров, лиц их встречающих и провожающих. Французская, английская, итальянская, немецкая речь… В общем полиязычном гомоне услышали и фразу на русском: «Вовочкаа! Мы здесь!». Женский голос. Гагринский невольно вздрогнул. Поискали глазами соотечественницу. Не увидели. В этом Вавилоне еще нужно освоиться.
Суетятся носильщики, продавцы пирожков и булочек, хозяйки пансионов, извозчики. Привлекая к себе внимание, каждый старается прикоснуться к приглянувшемуся пассажиру, взять его за локоть, остановить за полу сюртука. Подростки наперебой пытаются перехватить у приезжего ручку баула или чемодана – носильщики!
«Посторонись!» – мимо проплывает тележка, нагруженная десятком мешков и ящиков, перевязаных бечевой с сургучными печатями и набитыми трафаретными надписями «Post» – «Почта».
Только и слышится: «Месье, мадам!»…
Гудки, звонки, свистки!
Не остановиться, не повернуть вспять. На выход восемь распахнутых настежь дверей. И не заметили, как толпа вынесла на привокзальную площадь.
На сером камне стены эмалевая табличка, по белому полю синей готикой: «Gare de Lyon», 20, boulevard Diderot».
………………………………………….
Франц. – * «Гар де Лион» (Лионский вокзал), бульвар Дидро, 20.
………………………………………….
Не успели выбраться из толпы, поставить на брусчатку чемоданы и отдышаться, как возле них остановился роскошный автомобиль цвета спелой вишни. Мигнул электрическими красными подфарниками. Клаксон пискнул аккордом в кварту. С шоферского открытого места спрыгнул месье в коричневом кожаном пальто. Энергичное загорелое лицо, орлиный профиль, седая короткая борода «а ля мавр», длинные волосы по плечи из-под фетрового цилиндра «лило» с белой лентой.