Хиндустанский волк

Кудашев тоже пытался прочесть надпись на следующем камне.

Месье Лефевр добросовестно исполнял обязанности гида:

– В этом постаменте находится склеп с останками погибших. Братская могила в центре Парижа. Здесь захоронены и защитники баррикад революции 1848 года. Мир праху…

Лефевр с театральным жестом в сторону постамента продекламировал:

– Пред вами господа – кровавая жертва, цена политической свободы Франции, цена разрушению тысячелетиями сложившемуся сословно-феодальному слою! Франция запела "Марсельезу" первой. Вслед за Францией "Пусть сгинут тираны!" будет петь весь мир!

Кудашев не удержался, спросил на английском:

– Вы твердо убеждены, что трагический опыт Франции будет обязательным для всех остальных монархий мира?

– Абсолютно, месье! Рано или поздно, все монархии мира сами изживут себя, или им помогут собственные обездоленные сословия. Человечество переживет эту стадию своего политического развития, как в свое время пережило каннибализм!

Кудашев не стал ни спорить, ни продолжать разговор.

Вернулись к такси, поехали. Рю Сан-Антуан, рю де Риволи… Вторая остановка.

– Дворец Лувр! – не удержался от восхищенного восклицания Гагринский.

– Музей Лувр! – не удержался, чтобы не поправить пассажира таксист. – Прошу прощения, господа. Лувр стал музеем еще в конце восемнадцатого века!

– Позвольте! – удивленно протянул Гагринский. – А где крепостные стены, башни, рвы, подъемные мосты?..

– Это вы про «Лувению», про «Волчье логово»? Так от него  еще Людовик Четырнадцатый камня на камне не оставил! То, что перед вами – дворец в стиле классицизма архитекторов Перро и Лево.

– Лувения? – переспросил заинтригованный Кудашев.

– Ну, да! – застрекотал Лефевр. – Так парижане называли крепость на подступах к острову Ситэ, где в двенадцатом веке умещался весь Париж. В крепости «Волчье логово» сидел король Филипп Второй Август, который защищал Париж от иных претендентов на подати. А Париж поил и кормил своего «защитника» и его рыцарей.

– Вот как! Вы – явно не монархист, господин Лефевр, – сказал Гагринский.

– Монархист? Нет, месье. Я – свободный человек! – Лефевр изящным движением поправил свои седые усы.

Кудашев молча пошел к оставленному автомобилю.

– Куда вы, месье! – окликнул Кудашева таксист. – Вы не зайдете в Лувр? Не хотите посетить музей императора Наполеона Бонапарта? Это в бывшей кордегардии королевских мушкетёров капитана де Тревиля, справа от главного входа!

Не отвечая, Кудашев расположился в салоне. Вслед за ним на сиденье упал и Гагринский. Лефевр пискнул своим клаксоном. «Рено» тронулся.

На душе у Кудашева скребли большие чёрные кошки.

За окнами мелькали дома, улицы и бульвары Парижа. Эйфелева башня. Сена. Мосты. Елисейские поля. Площадь Конкорд с египетским обелиском из Луксора. Королевская улица.

У ресторана «Максим» Лефевр остановил авто. Открыл дверь. Кудашев знаком приказал продолжить движение.

Гагринский прояснил ситуацию:

– Мой друг нездоров, господин Лефевр. Доставьте нас в приличный отель близ Гар-дю-Нор, пожалуйста!

Поехали дальше. Лефевр прибавил газу. Гагринский не успевал читать названия улиц по табличкам на стенах домов. «Бульвар Себастополь», «Бульвар Страсбург»,  «Бульвар Мажант». Поворот на «Рю де Мобеж» и конечная остановка – «Пансион мадам Рози» напротив Гар-дю-Нор – Северного вокзала.

Лефевр щелчком остановил таксометр. Шестнадцать франков!

Кудашев протянул золотую монету в двадцать франков – «наполеондор». С произношением истинного парижанина сказал на французском:

– Мерси, месье Лефевр!

На крыльце у парадного уже ждала новых постояльцев сама хозяйка пансиона госпожа Рози Армен.

Темновишнёвый «Рено» направился было по площади ко входу в Гар-дю-Нор, но, сделав круг, повернул назад, не взяв пассажиров. На предельной скорости с рёвом пролетел мимо пансиона по рю де Мобеж к центру.

Месье Лефевр был несколько озадачен. «Странные, эти русские», – думал он. – «Никогда не поймешь, что у них на уме, никогда не сможешь предугадать, что им придет в голову в следующую минуту. Не примитивный, но и не конструктивный народ!».

На бульваре Страсбург такси попытался остановить  взмахом руки почтенный буржуа. Лефевр, не останавливаясь, нажал на ручку клаксона. Русские не выходили у него из головы: «Странные, странные… И, главное, пытались скрыть, что они русские! Почему? Что, они в моем такси первые? Гар-дю-Нор… Наверняка едут в Кале, потом путь один – в Дувр, в Англию. Если скрывают что-то, значит документы не в порядке… Бандиты? Налетчики? Шатен – быть может. Блондин – сомневаюсь…  Все это может заинтересовать комиссара Крюшо! Давно мы с ним не встречались. Вот и повод, посидеть с ним вечерком в винном погребке. Стоп! Все понятно. Это революционеры. Идейные боевики! Нет, с ними лучше не связываться. Пусть дуют своей дорогой с попутным ветром в корму. Папаша Лефевр еще не совсем выжил из ума, чтобы вставать на пути молодой русской демократии!».

Сунул руку в карман, вынул наполеондор, попробовал на зуб. Остался доволен. Развернул такси. Снова покатил на Северный вокзал. Рабочий день еще не закончился.