Хиппи в СССР 1983-1988. Мои похождения и были

В бригаде, которая сидела в основном здании «Росреставрации» на Кадашах, атмосфера была напряженная, но благодаря моей общительности я довольно быстро нашел общий язык со всеми. При этом друг с другом эти люди почти не разговаривали, контакт поддерживали зачастую через меня. В июле бригада отправилась на Кижи для работы над иконами Преображенского храма, главного на Кижах. Не буду рассказывать про то замечательное лето и нашу неторопливую работу, в основном по ночам из-за страшной жары, скажу лишь, что некоторые из нас писали там этюды, ходили босиком по острову, полному гадюк, знакомились с местным кузнецом-музыкантом и мотогонщиком, а также музейщиками, участвовали во встрече приплывавшего (как и все) на «Ракете» (быстроходном судне на подводных крыльях, важном, но забытом изобретении советских конструкторов) будущего патриарха Алексия II. Главное же удовольствие было кататься на гребной лодке на другой берег и, распугивая медведей, собирать ягоды и грибы. Заплатили нам за эти два месяца очень щедро.

Часть написанных этюдов я оставил продаваться в местной галерее и потом об этом не пожалел, а некоторые забрал в Москву. Самый большой и удачный из них мы с приехавшим в Москву феодосийским ювелиром Сашей поехали продавать на Арбат. Поставили картины на подоконники рядом с «Арбой» и стали болтать, рассматривая проходящую публику. Моя жена сидела рядом с маленьким сыном. И вдруг к нам несется с распростертыми объятиями один очень работящий и простодушный приятель, рабочий с Кижей, который только-только получил расчет за несколько месяцев очередной сезонной работы на острове и искал меня в необъятной Москве. Ему чудом это удалось в вавилонском столпотворении, и от восторга он тут же купил у меня этюд. Тут на него мгновенно наскочила куча мелких цыганят, которые своими жалостливыми визгами и криками частью уговорили отдать им чуть не половину всех оставшихся денег, а вторую часть этих денег попросту сперли. И мгновенно испарились. В результате минуту назад богатый человек, облагодетельствовавший цыганский табор, остался почти без гроша. И Саша одалживал этому парню потом на обратный билет в Петрозаводск…

До поездки на Кижи, пока еще рассматривался вопрос о моем зачислении в реставраторы, мы с беременной Катей ездили в Польшу по приглашению какой-то религиозной коммуны на самый север страны, в Кошалин. Оттуда мы приехали в Варшаву, где нами занимались две сестры, обожавшие русскую культуру и читавшие Льва Шестова даже в трамвае. Все, даже незнакомые люди, относились к нам очень доброжелательно. И это в то время, когда из Польши выводился советский гарнизон. Я помню, в туалете на вокзале Познани слышал такую реплику испуганного советского офицера, обращенную к другим: «Нам надо вместе держаться, а то поляки нас будут бить поодиночке!». Нам стало уже ясно, что не нужно сбегать сейчас на Запад, случится более удобная оказия. Да и непонятно, как было туда выбираться из советской еще Польши.

Последняя тусовка. Неприветливая Гауя

В 1989-м в начале лета, оставив ребенка на тещу, решили мы вспомнить, как раньше гуливали, и подались на Гаую (у станции Лиласте) с палаточкой. Пожить с пиплом одним общим духом, так сказать, отдохнуть, вспомнить былую волю… Я потом только сообразил, почему туда редко забредали, вернее долго там не живали, умные хиппи, хотя ее и устроил умнейший Миша Бомбин, – просто, как всегда, «хотели как лучше…»

Ну так вот, доехали мы до Риги, оттуда электричкой пришкандыбали в лагерь. Не успели осмотреться, оглядеться, только на пляж сходили (о чем отдельный разговор), как на нас ни с того ни с сего Конфета как налетит! Ну точно из пословицы про то, что каждая уборщица хочет себя чувствовать директором в своем туалете… Надо было с пониманием к этому отнестись и возложить уборщицкие лавры на голову, а мы так серьезно все восприняли… Одним словом, дала она нам от ворот поворот: «Не будешь ты тут стоять, Принц! Это наш такой, растудыть его в качель, лагерь, где мы всяких прынцев не принимаем…» Я от обиды, как ребенок, чуть не расплакался. Отошли мы для приличия метров на 30 и заночевали там в палатке. Все анархическое общество было в сборе, а Батя Минский поглядывал на создавшуюся ситуацию этак одобрительно, «исполненный очей»… Надо сказать, что в нашей среде, и без того гонимой как гопниками, так и властями, редко встречалась грубость в отношениях. Скорее царила благожелательность. Тем больнее было для нас такое позорное изгнание из лагеря, как нам казалось, от хорошо знакомых людей, которым мы никогда ничего плохого не делали и никак не могли опорочить их своим краткосрочным присутствием. Только славный Саша Литтл пытался за нас заступиться и ушел от них нас утешить… Благородный, чистый человек, до сих пор с теплотой только его и вспоминаю… Сейчас почти вся та компания – покойники, и именно из-за своего тогдашнего возврата к маковым делам (мак они собирали по огородам в Саулкрастах и Вентспилсе)…