Читаем Хиппи в СССР 1983-1988. Мои похождения и были полностью

«Чайник» был прекрасен, еще более удобен местоположением и счастлив своим мирным, нескандальным существованием. В «Туристе» то и дело происходили пьяные стычки, а сюда никто из алконавтов типа Алексея Шмелькова не совался. А те, кто приходил, просто преображались. Кстати, и тут Федор Щелковский любил в соседней подворотне угостить «Агдамом», но это было совсем другое дело. Как-то при большом скоплении безденежных и голодных людей, которые даже на чай не могли наскрести, появился Майкл Крэзи, который просто выручил всех, высыпав на кассу всю свою инвалидную пенсию в 30 рублей и заказав всем чая, варенья, хлеба и прочего. Невиданной щедрости поступок, учитывая, что жил он чрезвычайно трудно и никто ему, кажется, не возвратил и части этих денег. Впрочем, он и не рассчитывал, сказав, что все равно их продринчит и проторчит.


Леша Шмельков с женой Мариной


Позже и это милое место переоборудовали в пролетарский жестокий стояк, как ранее «Турист», чтобы нам стало менее удобно.

Московские культурные и политические тусовки в нашей среде

Все шло своим чередом. Много новых людей. Гораздо большая свобода, чем раньше. Всему этому дали импульс фестиваль и послефестивальные тусовки, своей смелостью и напористостью опережавшие «мороприятия» против нас и сплачивавшие новых и старых хиппарей.


Майкл Крэзи с подругой


Например, с человеком, прозвище которого само за себя говорит, Вандерфулей[21], или просто Фулей, блаженным умницей и стародавним тусовщиком, я познакомился у Клары Голицыной еще в дофестивальные времена. Но видел его еще, возможно, у лианозовцев. То ли художник, то ли поэт, то ли просто святой и нищий, вхожий во многие дома и сообщества, везде был как свеча или живая благость. Говорят, жив до сих пор.

С Колей Храмовым меня знакомили прямо как с Чернышевским, только вышедшим из застенков, на станции метро «Коломенская».

Вечно возбужденный, спонтанный, он, однако, играл временами в Шерлока Холмса, с трубкой во рту и с усилием подавляя на минуту-две порывы вскочить, говорить и бежать куда-нибудь. Его и Сашу Рулевого (Рубченко, сына, между прочим, полковника КГБ) все остерегались, что-то на них наговаривали, типа того, что они провокаторы и политиканы. И вообще, самые главные доверисты. Группа «Доверие»[22] почему-то тогда доверием не пользовалась в хипповой среде, несмотря на декларируемый путь к сближению с Америкой, которую все и тогда, и сейчас в развивающихся и загнивающих странах многие почитали, как самую передовую страну. А уж мы, волосатые, всегда вообще брали пример с американских хиппи, зачитывались книжками (кто мог достать и знал язык) о них и о битниках (сейчас-то я думаю, что американские хиппи тоже не много сами написали из-за своей лени…) и рассматривали те редкие фото оттуда, которые до нас доходили в скупой советской печати. То в журнале «Ровесник» что-то проскочит, то в «Комсомолке», то в буклетике с пластинками «Меридиан», то в «Вокруг света», так как в проталкиваемом совком по всему миру пацифистском движении именно волосатые-полосатые играли не последнюю роль своей численностью. Еще у многих валялись стопки пропагандистских журналов «Америка» и «Англия» (последние намного реже), где были статьи про Вудсток, рок-революцию, студенческие тусовки, кино и театр, контркультуру, психоделики, коммуны в Калифорнии и вообще молодежную свободу. Даже свободные посещения лекций студентами, спокойные переходы с одной специальности на другую, из одного университета в другой и запросто получаемые отпуска для размышления без потери места в учебном заведении были для нас шоком, не говоря про сельскохозяйственные и городские коммуны таких сумасшедших


Вандерфуля


Да, Запад, Америка… «Человек, человеческий детеныш… Я встану на его защиту!»[23] Тогда мы все вставали на защиту других ценностей, отличных от официально декларируемых коммуняками, а в жизни ими же первыми презираемых. Мало того, что лет с 13 все повально слушали очень шумную западную свободную музыку, названную роком, так еще и Воннегутов с Гессе позже почитывали, не говоря об отечественных Стругацких. А фильмы, по-моему, за исключением Тарковского, вообще смотрели только западные. Ну еще «Ежика в тумане» и «Сказку сказок»… Ходили и на «Чучело», и на «Покаяние»[24], а мне посчастливилось в мои дохипповые времена смотреть лучшие спектакли лучших театров того времени – Ленкома, Таганки, студии Беляковича на Юго-Западе и МХАТа на Тверском, которые, без сомнения, было лучшими культурными событиями и достижениями официального театра и хоть сколько-нибудь терпимого властями гуманизма, явления совершенно западного. Попадал я туда в основном благодаря моему однокласснику Вадику Когану и нехватке рабочих сцены в московских театрах, из-за чего им приходилось заключать с институтами договора на оказание помощи студентами.

Перейти на страницу:

Все книги серии Россия в мемуарах

Воспоминания. От крепостного права до большевиков
Воспоминания. От крепостного права до большевиков

Впервые на русском языке публикуются в полном виде воспоминания барона Н.Е. Врангеля, отца историка искусства H.H. Врангеля и главнокомандующего вооруженными силами Юга России П.Н. Врангеля. Мемуары его весьма актуальны: известный предприниматель своего времени, он описывает, как (подобно нынешним временам) государство во второй половине XIX — начале XX века всячески сковывало инициативу своих подданных, душило их начинания инструкциями и бюрократической опекой. Перед читателями проходят различные сферы русской жизни: столицы и провинция, императорский двор и крестьянство. Ярко охарактеризованы известные исторические деятели, с которыми довелось встречаться Н.Е. Врангелю: M.A. Бакунин, М.Д. Скобелев, С.Ю. Витте, Александр III и др.

Николай Егорович Врангель

Биографии и Мемуары / История / Учебная и научная литература / Образование и наука / Документальное
Жизнь Степановки, или Лирическое хозяйство
Жизнь Степановки, или Лирическое хозяйство

Не все знают, что проникновенный лирик А. Фет к концу своей жизни превратился в одного из богатейших русских писателей. Купив в 1860 г. небольшое имение Степановку в Орловской губернии, он «фермерствовал» там, а потом в другом месте в течение нескольких десятилетий. Хотя в итоге он добился успеха, но перед этим в полной мере вкусил прелести хозяйствования в российских условиях. В 1862–1871 гг. А. Фет печатал в журналах очерки, основывающиеся на его «фермерском» опыте и представляющие собой своеобразный сплав воспоминаний, лирических наблюдений и философских размышлений о сути русского характера. Они впервые объединены в настоящем издании; в качестве приложения в книгу включены стихотворения А. Фета, написанные в Степановке (в редакции того времени многие печатаются впервые).http://ruslit.traumlibrary.net

Афанасий Афанасьевич Фет

Публицистика / Документальное

Похожие книги