Хиппи в СССР 1983-1988. Мои похождения и были

Вообще-то больше всего любили ходить, и не по одному разу, на мультики, которые стали только-только появляться, – «Властелин времени», «Корабль-призрак», «Сказка сказок», «Кэтти»[26] и т. п., которые были для нас событиями. Дневной билет стоил 10–20 копеек – цена одной пачки мороженого.

Другие художники

Побывал у Нины Коваленко, очень самобытной художницы-самоучки из Сибири, которая стремилась всеми силами уехать на Запад и вступила ради этого в группу Батоврина и Шатравки «Доверие». Отцов-основателей группы уже на тот момент в ней не было: Батоврин выехал, Шатравка после попытки бежать в США оказался в тюрьме. Возглавляли ее какие-то то ли Глейзеры, то ли Медведковы, а потом вообще стал заправлять жирный, мерзкий и ловкий Кривов, с которым меня потом столкнула судьба уже во Франции, где я ему сильно помог, а он в конце нашего общения не удержался и проявил свою гадкую натуру…

Сосед с дачи, старше меня лет на пять, работавший в Парке Горького, привел меня в их обширную мастерскую и познакомил с главным художником этого парка Владиславом Поляковым. У него готовилась выставка в ЦДХ, прямо напротив Парка, и все его картины, штук 80, были развешаны и расставлены в этой мастерской. В основном он писал на оргалите с гладкой стороны (в отличие от Сольми, который для своих цветных пастелей использовал шершавую сторону). По проработанности работ, совершенно ренессансной, по точности сюжетов и благородству стиля я не видел на московских выставках ни одного подобного современника, а портрет его жены, который он сделал в духе Моны Лизы, недавно привозившейся тогда в Москву (я не пошел ее смотреть), вызвал у меня такой восторг, который не проходит и по сей день. Этот художник, по какой-то загадочной причине не ставший новым российским классиком, остается в моих воспоминаниях сильнейшим и значительнейшим из тогдашних современников. Даже картины мною любимого Худякова на Малой Грузинской были написаны с чуть меньшим вкусом, хотя и более сложны технически.

Илья Гущин. 1984

Вездесущий Миша Безелянский привел меня в мастерскую модного тогда по Малой Грузинской (и по ранее проходившим в конце 70-х квартирным выставкам нонконформистов) художника и бывшего хиппаря Игоря Каменева, который довольно приветливо, но несколько устало, в духе Карла Брюллова, нас принял и показал много своих картин. Тогда у него в картинах было много неподдельного романтизма и великолепного мастерства. На прощание Игорь нарисовал мой портрет практически одной линией, который оказался лучшим из всех моих кем-то нарисованных. Позднее я познакомился с Борисом Жутовским, легендой еще хрущевских времен, увидев работы которого Никита Сергеевич назвал этих необычных колхозному взору творцов пидарасами. Жутовский имел мастерскую, заваленную его странными скульптурами, где-то на Маяковке, был сангвиником и неутомимым рассказчиком. Мы у него бывали с Ильей Гущиным, выпускником Училища 1905 года (где меня даже не допустили к экзаменам), и Шурупом. Борис рассказывал и о хрущевских временах, о которых Илья уже много знал, и о своем друге Эрнсте Неизвестном (которого я видел много позже единственный раз на присуждении «Триумфов», устроенном Березовским в роскошном дворце на Елисейских Полях)[27], и о множестве других людей и держал себя с нами вовсе не как старший мэтр, а как ровня.

Вообще художников, официальных и неофициальных, и их мастерских в Москве было, наверное, полгорода. Это были и специально отстроенные здания на Нижней Масловке, в которых я никогда не был, и всевозможные прочие обширные помещения, распределяемые Союзом художников, как, например, в одном типовом под школьное здание на улице Вавилова у Черемушкинского рынка, Горкомом графики и еще бог знает кем. Основные же помещения неофициальных художников, как тогда называли «самодеятельных», находились или в квартирках, как у Вербового в нашем доме на Ленинском, или в тесных подвалах и жэковских комнатушках дворников, истопников и слесарей. Я, признаться, в отличие от Андрея Фролова, собутыльника всех мало-мальски известных художников, редко попадал в эти святая святых, но об одном человеке хочу рассказать.