Хиппи

Полицейская хотела было сказать, что документы подделаны, что невозможно не заметить, насколько возраст обеих пассажирок не совпадает с указанным в паспорте, что они сбежали из дому, просто потому что одна из них утверждала, будто в Непале гашиш гораздо лучше, чем в Шотландии – так, по крайней мере, указано в розыскном деле, которое им прочли в управлении. И что родители обеих сходят с ума. Но предпочла прекратить разговор, потому что объяснять что-либо она должна была только своему начальству.

Полицейские забрали паспорта и приказали девчонкам следовать за ними. Те попытались возражать, но главная пропустила это мимо ушей, тем более, что немецкого злоумышленницы не знали, а полицейские отказывались говорить на другом языке, хоть и наверняка владели английским.

Полицейская завела их в автобус и велела выбрать из общей кучи на полу их вещи, на что потребовалось известное время: остальные меж тем мерзли снаружи. Наконец девчонки вылезли и были препровождены в полицейскую машину.

– Уезжайте, – сказал лейтенант.

– А зачем нам уезжать, раз вы ничего предосудительного не обнаружили? – осведомился водитель. – И куда? Где нам припарковаться так, чтобы у нас не конфисковали автобус?

– Тут неподалеку, на выезде из города есть пустырь – там ночуйте. А с восходом солнца – уезжайте, не портите нам пейзаж своим видом.

Пассажиры разобрали свои паспорта и вошли в автобус. Водитель и его сменщик-индус остались снаружи.

– А в чем мы провинились? Какой закон нарушили? И почему не можем провести ночь здесь?

– Я не обязан отвечать на ваши вопросы. Но если хотите попасть в комиссариат и ждать в холодной камере, пока мы свяжемся с полицией ваших стран – я легко устрою это. Вам могут предъявить обвинение в похищении несовершеннолетних.

Патрульная машина отъехала, увозя девчонок, и никто из сидевших в автобусе так и не узнал, ни куда они собирались, ни что с ними сталось дальше.

Лейтенант поглядел на водителя, тот – на него, а индус – на них обоих. Потом первый шофер сдался, сел за руль, и автобус тронулся.

Лейтенант проводил их насмешливым взглядом. Этот сброд не заслуживает свободы, думал он, колесит по свету и разбрасывает повсюду семена мятежа. Хватит и того, что случилось во Франции в мае 1968 года – такое следует сдерживать любой ценой.

Пусть майские события 1968 года и не имели прямого отношения к движению хиппи и им подобных, но люди могут перепутать одно с другим, а потом возмечтают о том, чтобы все и всюду перевернуть вверх дном.

Хотел бы он быть с ними? Да ни за что на свете. У него семья, дом, дети, еда, друзья-сослуживцы… Хватает и того, что коммунизм придвинулся вплотную к границе: где-то он прочитал, что советские переменили тактику и используют для подрыва устоев местную молодежь, натравливая ее на власти. Он-то сам считал это полной ерундой, лишенной всякого смысла чушью, но все же предпочел не рисковать.

Путешественники на все лады обсуждали недавно пережитой абсурд – все, кроме Пауло, который, казалось, потерял дар речи и сильно побледнел. Карла даже спросила, хорошо ли он себя чувствует – она и мысли не допускала, что ее спутник мог испугаться первого же встречного представителя власти – и он ответил, что все в порядке, может быть, немного перепил, и теперь его подташнивает. Когда же автобус затормозил на пустыре, указанном полицейским, Пауло первым выскочил наружу и отбежал на обочину, чтобы никто не увидел, как его рвет – ибо только он один знал о том, что все время грызло его изнутри, о произошедшем в Понта-Гросса и об ужасе, охватывающем его всякий раз при пересечении границы. От сознания того, что его судьба, его тело и душа всегда будут зависеть от слова ПОЛИЦИЯ, ужас становился нестерпимым. Никогда больше Пауло не ощутит себя в безопасности – он был ни в чем не виноват, когда его пытали и мучили, он не совершил никакого преступления (не считать же преступлением то, что время от времени он употреблял наркотики, которых, впрочем, никогда не имел при себе – даже в Амстердаме, где это не влекло за собой никаких неприятных последствий).

Пытка и неволя, хоть и остались в прошлом, но лишь в физической реальности, а в параллельной – продолжали существовать, пребывая в одной из многих жизней, которые он проживал одновременно.

Пауло присел в стороне от остальных, мечтая лишь о тишине и одиночестве, но индус Рагул подошел к нему и протянул нечто похожее на белый холодный чай. Пауло сделал глоток – питье напоминало просроченный йогурт.

– Скоро полегчает. Только не ложись и не старайся уснуть. И не ищи объяснений – организм у одних людей чувствительней, чем у других.

Оба замерли. Снадобье стало действовать через пятнадцать минут. Пауло поднялся и хотел присоединиться к остальным – те уже развели костер и танцевали под музыку, доносившуюся из автобусного приемника. Они танцевали, изгоняя демонов, танцевали, чтобы показать – они сильней, нравится это кому-нибудь или нет.

– Посиди-посиди еще, – остановил его индус. – Может быть, надо будет помолиться вместе.

– Да я просто чем-то отравился, – объяснил Пауло.