Хирургическая месть

А потом выявилась эта невероятнейшая, неожиданно всплывшая правда из прошлого, которая разрушила тот хрупкий мост, что возник между ней и Марцио. Арианна прекрасно понимала его чувства и ни в чем его не винила. Напротив, она еще больше восхищалась им. Ей казалось, что она бы в подобной ситуации не смогла провести операцию. А он смог.

У матери Арианны был отвратительный стервозный характер, Арианна сама всю жизнь мучилась с ней. Но то, что ее выходки привели к такому результату, повергло Арианну в настоящий шок. Она очень глубоко чувствовала боль Марцио и сопереживала ему. И благодарила Мадонну, что все-таки мама Марцио выжила и вела нормальный образ жизни. Арианна с ужасом представляла себе во всех красках, что пережил Марцио за десять лет борьбы за ее сердце. Тогда медицина еще не была так развита, и вероятность сохранения жизни была куда меньше.

Но главное, Арианна догадывалась, что Марцио, ко всему прочему, мучился чувством вины. Он никогда этого не произносил вслух, это была только догадка, но достаточно иметь хоть немного логики, чтобы понять: он винил себя, пусть и косвенно, в том, что произошло с его мамой. Ведь если бы он подчинился и пресмыкался перед своей преподавательницей, всего этого наверняка не случилось бы, – так, скорее всего, думал он. По крайней мере, Арианна точно так думала бы и винила бы себя.

Арианна грустно смотрела на его склоненную над журналом голову. «Вряд ли он когда-нибудь сможет простить мою маму… Я бы тоже не смогла… Но неужели справедливо, чтобы из-за этого погибла наша любовь?! – отчаянно подумала она, и слезы подступили к ее глазам. – Хотя с чего я вообще взяла, что он меня любит? Это я сходила с ума от тревоги и тоски, пока он был в Африке, а он обо мне даже не вспоминал. Это я трепещу каждый раз, когда он входит в ординаторскую, это у меня сердце замирает, если удается поймать на себе его мимолетный взгляд, а он, наверняка, уже все переборол и забыл… Его чувство ненависти куда сильнее чувства любви… С чего вообще я взяла, что он испытывал ко мне любовь?! С тех его слов в парке после операции?»

Арианна стиснула зубы и зажмурилась, чтобы не позволить хлынуть слезам. Потом открыла глаза. Сердце ее остановилось. Марцио неотрывно смотрел на нее невыносимо отчаянным взглядом. Она сглотнула комок в горле, глубоко вздохнула, повернула лицо к окну и уставилась на безудержные дождевые потоки, льющиеся по стеклу. Сердце колотилось, как сумасшедшее. Арианна всегда старалась отвести взор и спрятать от Марцио свои страдания. Сейчас она слишком задумалась и позволила ему увидеть свои слезы. «Нужно уйти отсюда. Пройтись по коридору, успокоиться и подождать, пока не вернутся остальные. Зайти в туалет, умыться…» – подумала она и слезла с подоконника.

Марцио не сводил с нее глаз. Арианна чувствовала это, ощущая, как в груди начинает все гореть.

– Ари… – хрипло произнес Марцио. – Я не могу больше… – в изнеможении прошептал он.

Арианна взволнованно смотрела на него, в страхе ожидая, что он произнесет дальше: скажет, что больше не выносит ее присутствия и попросит ее, наконец, уйти из этой больницы? Или скажет, что не может больше сопротивляться этой любви?

Марцио медленно поднялся из-за стола и, будто во сне, направился к ней. Он смотрел в ее зеленые глаза, глубокие, как зачарованные омуты, и все сильнее погружался в них. Потом протянул руку, едва заметно дрожащую, и провел по ее волосам. Она стояла, не дыша, не шевелясь, только чувствовала, как сердце колотится в груди. А Марцио вдруг резко, запустив в ее волосы пальцы, притянул ее к себе, порывисто, словно боясь передумать или боясь, что она вырвется и убежит. Только она не смогла бы сделать этого, даже если бы и хотела. Но она не хотела.

Он страстно прикоснулся к ее губам – и электрический ток пронзил обоих. Марцио отпрянул и затуманенным взором заглянул ей в глаза. В зеленых омутах пылала любовь, смешанная с сумасшедшим волнением. Марцио снова прикоснулся к ее губам. Они обожгли и затмили разум. Губы Арианны были мягкими, нежными, сладкими, трепетными, он никогда к таким не прикасался! А может, все дело в том, что он просто никогда не прикасался к губам любимой и желанной женщины.