Хищная птица-любовь

– Коля! – обрадовался Савелий. – Мы думали, ты застрянешь!

– Меня ребята подкинули, с сиреной. Ни хрена не ел с самого утра, пора завязывать, брат давно зовет. А тут еще подхватил простуду… мало мне своего горя! Кха-кха. Митрич, привет!

Брат капитана был бизнесменом, он давно звал Колю бросить к чертовой матери оперативную работу и присоединиться. Соблазнял ништяками вроде нормированного рабочего дня и приличного заработка. Капитан обещался, но все никак…

– Коля! – обрадовался Митрич. – Голодный? Я сейчас! Пиво или покрепче?

– Я бы покрепче, Митрич. Зима в кои-то веки, а? Твои фирмовые и чего-нибудь горяченького! Блины есть? С мясом? Чего-то я расклеился… Голова раскалывается… А потом чайку с малиной.

– Есть! Могу еще яичницу. Ага, а потом чай. Я мигом!

Капитан Астахов потер руки, пригладил волосы и высморкался в салфетку:

– Ну, погодка!

– Такие снегопады были предыдущий раз сто лет назад, – сказал Савелий. – Я читал.

– Ага, а теперь в последний. Сейчас оттуда вывалят все запасы, и амба. Дальше субтропики.

– Коля, что случилось в кинотеатре? – полный нетерпения Федор решил, что приличия соблюдены и можно переходить к делу.

– Что случилось в кинотеатре… – горько повторил капитан. – А что хорошего могло случиться в этом гадюшнике?

– В каком кинотеатре? – спросил Савелий.

– В «Мультиплексе», – объяснил Федор.

– Мы были там с детьми, смотрели про собачку английской королевы. Коля, почему гадюшник?

– Отвечаю. Статистика за год: четыре драки, постоянные кражи, систематическое распитие спиртных напитков во время сеанса.

– Именно там или в других тоже?

– В других тоже, – неохотно ответил капитан. – Теперь докатились до убийства. Я как чувствовал… Декабрь!

– Как убийства? – ахнул Савелий. – В каком смысле?

– В прямом, Савелий. Убита девушка, причем на дневном сеансе. Позавчера. В будний день. И никто ничего! Показывали про динозавров, все в очках, динозавры ревут, публика орет со страху, писается кипятком, жрет попкорн, пьет колу… Я бы их прикрыл к чертовой матери! Как будто без них мало психов.

– Как он ее?.. – спросил Федор.

– Задушил шнуром или веревкой. Орудия убийства нет, забрал. Носит с собой, сволочь, ждет удобного случая. Во время убийства разорвалась нитка розового жемчуга, разлетелось чуть не по всему залу.

– Что за девушка, известно?

– Известно. Там была ее сумочка с паспортом. Елена Николаевна Антошко, двадцати двух лет.

– Он не взял сумочку? – удивился Савелий. – Почему?

– Не знаю, Савелий. Какая разница? Может, потому что он убийца, а не грабитель. Почему он ее задушил, я тоже не знаю. Насмотрелся на динозавров, и потянуло.

– А что говорит обслуга? Она была одна?

– Обслуга! У них молодняк подрабатывает, все в наушниках, все в себе. Тот, что проверял билеты, вспомнил, что она вроде была одна. Вроде! А может, не одна, а может, он отстал. Высокая девушка с длинными темными волосами, в шубке… или в парке, одним словом, какой-то мех был… вроде. Тот, что продает попкорн ее вообще не заметил. Может, покупала, может, нет. Там всегда очередь, все торопятся и орут. Много подростков, у этих рот вообще не закрывается, и мельтешат. Тем более дневной сеанс.

– То есть у вас ничего кроме имени? А вдруг паспорт чужой? Подбросили? Убийца подбросил, чтобы сбить со следа! А если узнать в адресном бюро?

Капитан помотал головой, сморщился и потер затылок.

– А прописка? – настаивал Савелий. – Если паспорт ее, то должен быть адрес… Вы уже там были?

– Прописка в паспорте не местная, видимо, квартиру она снимала. Еще идеи?

– А эти… молодняк, должны же они хоть что-то помнить? Есть специальные методики, помню, в одном романе…

Воспоминания Савелия прервало появление Митрича, катящего дребезжащую тележку.

– Митрич! – вскричал капитан, потирая руки. – Ох, и врубим сейчас!

– Это лично от меня! – Митрич поставил на стол бутылку «Hennessy». – Лечитесь, ребята. Коля, что-нибудь уже известно? Кто она? Мамочка, как узнала, что ты придешь, весь телефон оборвала, хочет знать, поймали или нет. Они все на вас очень полагаются.

– Кто? – спросил Савелий.

– Мамочка и ее подружки. Ваши верные поклонницы.

– Митрич, ты гигант! – похвалил капитан. – Отличный коньячок. Кое-что известно, а как же. Свидетелей нет. Работаем. А что говорит мамочка?

– Что это крим дамур, преступление на любовной почве. Он ее ревновал, они поссорились, и он убил. Поэтому в кинотеатре, спонтанно, не мог сдержаться. Она была совсем молоденькая… Мамочка говорит, теперь в раю.

– Как сказал один юморист, жаль, что в рай надо ехать на катафалке, – заметил капитан. – Крим дамур, говоришь? Интересная… – он запнулся.

– …гипотеза, – подсказал Савелий.

– Она самая. Если услышишь еще чего, Митрич, я готов заслушать. Или мамочка. Блины! Настоящие! И твои фирмовые… ммм! Ох, и наберусь сейчас… Все равно жизнь пропащая, один ты, Митрич, как маяк в ночи. Спасибо, что ты есть, Митрич! Чертов декабрь!

– Да ладно вам, ребята, я от всего сердца, вы же знаете, – смутился тот. – Если надо чего, зовите.

Капитан взял пузатую бутылку, заметив, что такое чудо приятно держать в руках и жалко потреблять, разлил, взглянул выжидающе: