Хищники [сборник]

«Но ведь не могла Тарасова мне соврать — не врут на смертном одре. Чёрт, надо было бы её поподробнее спросить об обстоятельствах дефлорации. Да, но как, как я мог это сделать? У меня язык не повернулся бы… Подожди, Мешко, подожди, перестань суетиться и думай, думай, не придумаешь ничего, придётся тебе место искать. Итак, притона здесь нет. Получается, что она всего лишь сводня? Поставляет состоятельным господам невинных девиц, а сам процесс лишения девственности происходит где-то в другом месте? В гостинице, например. Может такое быть? Вполне. Вот только зачем? Зачем любителям свежатинки подвергать себя лишнему риску, снимая номер? Да и самой мадам проще контролировать ситуацию на своём поле. Ведь не исключены эксцессы. Вдруг какой сластолюбец потребует расторжения контракта по тем предлогом, что ему подсунули негодный товар? Если соитие будет в гостинице, поди, докажи потом, что товар был надлежащего качества — не поедут же они скопом в отель постель осматривать. Но кровать в квартире всего одна, если не считать лежанок горничной и кухарки. Вряд ли Муза Леонардовна уступает для греха свою кровать. Где же тогда это ложе страсти? Где?» И тут Мечислав Николаевич вспомнил об одной странности, которая сразу бросилась ему в глаза, но про которую он из-за нервного напряжения обыска позабыл — в квартиру не было чёрного входа. Ещё титулярный советник вспомнил, что перед обыском отправил к чёрному ходу Гаврилова с двумя городовыми, и что Гаврилов в квартире так и не появился.

— Никуда не уходите! — обратившись сразу ко всем присутствующим, и никому конкретно, Кунцевич чуть не бегом покинул квартиру.

Пробежав через арку во двор, чиновник для поручений, сориентировался, открыл нужную дверь и крикнул:

— Гаврилов!

— Я здесь, ваше благородие! — послышался сверху отзыв подчинённого и по деревянным ступенькам на удивление чистой лестницы застучали скорые шаги. Через минуту перед титулярным советником появился запыхавшийся коллежский регистратор.

— Я уж подумал, что вы про нас забыли. Городового уж хотел отрядить к вам.

— А вы чего же это на лестнице дежурите, в квартире не заходите?

— Так дверь-то заперта.

— Ну постучали бы!

— Стучали-с, не отвечают.

Кунцевичу хотелось одновременно и расцеловать Гаврилова, и дать ему в морду. Ни того ни другого он делать не стал, и приказал:

— Идите к мадам Жирто и попросите её проследовать сюда. Там, у неё в квартире здешний дворник, так вы его тоже с собой берите, и пусть топор прихватит. Коли хозяйка дверь открывать не станет, мы дверь сломаем, к чертям собачьим.

Ломать дверь не пришлось — Жирто открыла её ключом.

— Ты почему же это, скотина, не сказал, что барыня ещё одним помещением владеет? — набросился на дворника титулярный советник.

— Дык не спрашивал никто! — корчил дурака дворник.

— В сыскной я с тебя, шкура, всё спрошу, не беспокойся! — не смотря на строгость тона, Мечислав Николаевич не мог сдержать улыбки.

Помещение, имевшее вход с чёрной лестницы, тоже было невелико, но обставлено было с купеческой, кричащей роскошью. Посреди стояла широченная, в сажень кровать, покрытая алым шёлковым покрывалом, под которым хрустело крахмалом белоснежное белье. На полу лежал персидский ковёр, в его ворсе ноги утопали по щиколотку. Из спальни можно было попасть в комнату с медной ванной и белевшим фаянсом ватерклозетом.

Но самое интересное сыщики обнаружили в третьей комнате, точнее комнатёнке. Этот чуланчик был заперт, и его хозяйка открыть отказалась категорически, сославшись на потерю ключа, так что дворников топор пригодился. В комнатке стоял письменный стол с тумбами и два мягких полукресла. Иной мебели не имелось.

В ящике одной из тумб Мечислав Николаевич и обнаружил маленькую записную книжку в кожаном переплёте, которую не преминул спрятать в карман сюртука.

Филиппов положил руку на тонкую стопку бумаг, скреплённую медной скрепкой, посмотрел на Кунцевича, тяжело вздохнул и сказал:

— Да-с. Столько сил и времени потратили, а дело пшиком кончилось. Составляйте протокол по сорок четвертой и направляйте мировому. Хоть на сто рублей мадам Жирто наказать попытаемся[72]. Конечно, на одних письменных показаниях умершей Тарасовой осудить её будет сложно, ну хотя бы попробуем.

— Слушаюсь, — сказал титулярный советник, — разрешите её до завтрашнего утра, до препровождения к судье, при сыскной подержать?

Филиппов пожал плечами:

— Держите, коли вам так охота, основания имеются. Только, чур, если она жаловаться будет — я не в курсе.

— Разумеется. Благодарю-с.

— Сколько ещё прикажите терпеть вашу компанию? — с порога набросилась на него Муза Леонардовна, — Давайте протокол, я подпишу да домой поеду, у меня нынче дел много.

Кунцевич не торопясь сел за стол, положил на него руки и, глядя прямо в глаза задержанной, сказал:

— К сожалению, мадам, сегодняшнюю ночь вам придётся провести в арестантской Казанской части. А завтра я договорюсь с мировым и вам дадут месяц ареста.

Жирто набрала в грудь воздуха и никак не могла его выдохнуть. Наконец ей это удалось, и она просипела:

— Что? Да вы знаете, кто я? Знаете, с кем я дружу?