Хищный зверь

— Теперь я тебя знаю, Нардо. Ты — очень сложная книга. Но я эту книгу открыла, внимательно изучила и поняла. Ты не можешь ужиться с мыслью, что ты — убийца, а тем более убийца из-за любви. За эти месяцы твое чувство справедливости должно было тебя опустошить. Все-таки у тебя есть миссия, которую надо выполнить, и ты несешь ее в одиночку, вкладывая в это все силы. Я с тобой жила и все время находилась рядом, и видела, как одним только взглядом ты вырывал из рук смерти не одну жертву и спасал, рискуя жизнью, без колебаний, зачастую безвозмездно.

— Спасибо, ты очень добра.

— Я не добра, а объективна. Ты — чертов герой, который один-единственный раз за четыре десятилетия жизни потерял голову.

— И который теперь заслуживает тюрьмы.

— Я знаю, что ты действительно так думаешь. Именно поэтому мы с тобой тесно связаны. Я не сомневаюсь, что поначалу ты приблизил меня для самозащиты. Инстинктивно, как всякий, кто старается уйти от обвинений. И у тебя это здорово получалось, даже когда ты меня откровенно использовал. Но я поверила тебе, когда ты заговорил о высшей связи, об отношениях, которых ты еще никогда не знал. Я в это верю, потому что у меня была в этих отношениях главная роль, и есть вещи, в которых я не позволю сбить себя с толку.

— Подтверждаю каждое сказанное тебе слово.

— Но ты разглядел во мне нечто большее. Ты разглядел личность, способную восстановить естественный ход вещей. В природе так все устроено, что за ошибку надо платить. Ты каждый день отдаешь свою жизнь для высшего блага истинной справедливости, которую наши общественные институты гарантировать не могут, — и знаешь, что должен платить. Именно поэтому с определенного момента ты начал меня направлять, руководить мною.

Нардо снова улыбнулся и покачал головой. Сабина поняла, что наконец-то удивила его. Разволновавшись, она не захотела потерять волну:

— Погрузить меня в твой мир как сообщницу, может быть, поначалу и могло подвергнуть меня опасности. Я считаю, что мое участие в деле Киры и Джордано было случайным, а вот в делах Розанны и Антонио, в деле Мусти — конечно же, вполне желательным. Ты всегда просил меня принять участие, хоть и с извинениями, а в деле калабрийцев именно ты предупредил прессу, включая и слухи, чтобы снова связать мое имя с твоей деятельностью. Когда же пришел день Катерины, это ты попросил меня вызвать патруль, чтобы задержать Мусти, а потом сообщить о наркотике, чтобы мое имя снова попало в поле зрения. А ты в это время бил ему морду на кольцевой дороге и расквасил ему нос, угрожая всеми смертями и пытками. Ты совершенно сознательно добивался, чтобы я тоже испачкала руки, как ты, и увязла до той черты, откуда поворот назад уже невозможен без того, чтобы не разрушить свою карьеру…

Нардо сидел неподвижно, слушал внимательно и не возражал. Сабина поняла, что она на правильном пути.

— А потом что-то изменилось, я в этом уверена. Возросло наше единение, гармония, мы действительно начали проникать друг в друга, и не только в смысле физическом. Ты продолжал привлекать меня к своим делам, но всегда преследовал некую побочную цель, которую я поняла только по прошествии нескольких дней: дать мне все понять. Тебе хотелось, чтобы я осмыслила и установила порядок вещей, их справедливость.

С этого момента Сабина уже не могла говорить без улыбки.

— Сначала я немного пугалась, но потом ведь все-таки согласилась, видишь? И то, что ты сказал по поводу Пиноккио в сгоревшей машине, вовсе не было необдуманной шуткой, ты сказал это намеренно. А я, напуганная и очарованная тобой дура, ничего не заметила. Ты много раз отправлял меня в архив, где меня ждали неожиданные открытия, среди которых — твоя одержимость подсчетами всего, чем ты занимался с женщинами, и главным образом в досье Гайи. Ты сказал мне, что был с ней как раз в тот день, когда я вышла на новую работу, но значка в ее досье не появилось; значит, ты заменил досье, чтобы уничтожить все улики. А я-то, идиотка, заметила эту карточку совсем недавно, случайно бросив на нее взгляд, и тот факт, что это была единственная из сотни карточек, где женщина была записана под фамилией мужа, ничего мне не сказал. А ведь это было твое последнее послание, которое я не распознала.