Хищный зверь

— И тут, поскольку ты был предусмотрителен и до жути умен, как и все непрофессиональные убийцы, ты допустил ошибку. Ты не заметил, что гильза куда-то отскочила — то ли в карман, то ли в туфлю. Это случается часто, но ты редко брал в руки пистолет — в последний раз, скорее всего, в военной школе, — а потому не озаботился этот момент проконтролировать. Ты вложил пистолет в руку Карло таким образом, чтобы она испачкалась в порохе, причем левая рука, ибо Карло был левшой. Затем вошел в ванную и заменил таблетки. Казалось бы, все как надо… Но ты допустил еще одну ошибку. Ты не знал, что смазка на презервативе не оставляет следов, пригодных к распознаванию. Я тоже этого не знала, а у тебя не было времени поинтересоваться, а потому, вспомнив, что пользовался им с Гайей, ты выбросил в мусорный пакет упаковку презерватива, идентичного твоему, но без твоих отпечатков, поскольку ты был в перчатках. Ты надеялся, что это объяснит случайные следы на месте вскрытия, которые не могли быть следами супружеских отношений. На самом деле это потом вызовет много сомнений при осмотре места преступления. Через несколько секунд после выстрела ты забрал телефон Гайи, содержащий ваши последние чаты, где она просила у тебя прощения, положил на место ключи, вышел, не закрывая двери, и ушел. Телефон, естественно, кончил свои дни в Тибре.

Нардо еле заметно кивнул, все так же отчужденно. Потом прошептал:

— А здесь вошла в игру ты, сотрудник полиции, специалист в этой области. Вполне возможно, что в момент совершения убийства ты сидела верхом на своем любовнике, дежурном прокуроре.

Сабина попыталась разобраться, какое значение имело то, что Нардо воспользовался безличной грамматической формой, упоминая убийство. И из-за этого создавалось впечатление, что он затеял игру виновностей, конфронтаций, понятий «обвинение как защита» и прочих распространенных техник, которые он первый всегда критиковал. Взволнованная собственным рассказом и ситуацией, уже самой по себе достаточно сюрреалистической, Сабина не обратила на это внимания и воспользовалась одним диалектическим трюком, которому Нардо сам ее когда-то научил: идти навстречу противнику, чтобы сгладить углы и любыми способами избежать столкновения.

— Браво, так и было. Твоя единственная и настоящая Фортуна свалилась прямо на тебя, и ты очень умело ее использовал к своей выгоде.

— В общем, везунчик?

— Нет. Голая обезьяна, которая знает других голых обезьян.

— Ты мне нравишься, Сабина. Ты — самая лучшая ученица. Я всегда знал, что ты далеко пойдешь. Прошу тебя, продолжай.

— Спасибо. Самоубийство, как ты его упаковал, выглядело, несомненно, совершенно правильно. Вдумайся: после первого осмотра места преступления мы не обнаружили ни снотворного, ни противозачаточных средств. Но отсутствие гильзы разрушило все, и совершенное преступление взлетело на воздух.

— Но гильза отскочила далеко, если я помню.

— Конечно, потому что ты ее потом где-то нашел: в кармане, в машине, в ботинке или в подошве… гильза могла отлететь куда угодно, и ты быстро уладил дело. Ты стал гораздо внимательнее и, ясное дело, твой телефон тут же оказался под контролем как раз по причине этой отсутствующей гильзы, и ты без усилий заметил, что за тобой присматривают мои агенты. Оттого ты и позаботился о том, чтобы дать волю СМИ, ибо я уверена, что это ты предупредил прессу, чтобы надавить на нас. А в то утро, когда появились тревожные публикации, ты счел нужным самому представиться нам, чтобы смягчить все заявления и поставить нас в невыгодное положение. Обвел ты нас вчистую, должна признать. Ты знал абсолютно все, но прессе сообщил только то, что считал нужным. Например, умолчал об отсутствии телефона Гайи, и я оказалась в дураках. Потом ты явился к нам, чтобы еще раз сыграть на опережение, оправдать телефонные вызовы и даже отпечатки, которые могли найтись в доме. И, как последний мазок, ты намекнул на тайную любовь, о которой обреченная на смерть Гайя поведала своему наставнику, подбросив прекрасный мотив для убийства, якобы совершенного Карло. Это был мастерский, непревзойденный маневр. Этот день я буду помнить до конца своих дней, по разным причинам.

— Спасибо, хотя, честное слово, я даже не помню в деталях, что тогда говорил. Но знай, что я вовсе не собирался разыгрывать какой-то спектакль. Я хотел помочь, и я это сделал.

Это был первый случай, когда Нардо ей уступил, косвенно подтвердив ее реконструкцию событий. Но Сабина не позволила энтузиазму завладеть собой: он сам подтвердил бесспорный факт, свое неожиданное появление в комиссариате, подчеркнув при этом, что не помнит деталей. Нардо был хитер, дьявольски хитер, но сбить себя с толку она не дала и снова пустила в ход его же собственные методы:

— А я и не отрицаю. Ты был полезен, очень полезен, особенно мне. Ты открыл мне свой мир, и с того самого дня я все вижу по-другому.

— А теперь этот мир нравится тебе больше или меньше?

— Больше, потому что он более правдив. Он более жесток, но мне это неважно. Я предпочитаю знать и понимать.

— Мне это чрезвычайно нравится.