Хищный зверь

— Могла бы, по крайней мере, предупредить меня или подождать, черт возьми! Такие вещи не говорятся в сообщениях, и уж во всяком случае не так. Мы же договорились: он должен был оставаться в сомнении относительно личности того, кто его заменил. А потом, через несколько месяцев, Марко должен был возникнуть из ниоткуда в качестве «нового друга». Да любой мужик глубоко, брюхом ненавидит того, кто пришел ему на замену, а всех остальных, тех, кто последует, — все слабее и слабее, по нисходящей. Ненависть стихает, и ты это знаешь, Кира.

— Знаю, Нардо, я совершила ошибку. Что делать?

— А он, случайно, не хочет вернуть тебе твои вещи и подарки?

— Именно так.

— Типичный случай. Все это плохо, Кира. Я все-таки не советую тебе с ним встречаться. Не нравится мне это.

— Но он все время караулит меня возле дома, ты же знаешь. Я не хотела… мне мучительно видеть, как он страдает. Не хочется его доканывать и вызывать полицию — я все-таки люблю его, а сейчас ему очень трудно. Если я с ним не встречусь, кончится тем, что он окажется в тюрьме. Я этого не хочу. Помоги мне, Нардо. Если ты рядом, я спокойна; я знаю, чего не следует говорить, обдумываю все слова. Я сегодня же порву с ним, вот увидишь.

Девушка расплакалась, ей было страшно. В Сабине шевельнулось сострадание. Наверное, то, что она сама сейчас переживала, вытащило на поверхность ту самую эмпатию, ту человечность, о которой полицейские вынуждены забывать, чтобы не спятить. Нардо умело погасил этот кризис, снова обнял ее и заговорил с ней по-отечески, пока не убедился, что можно продолжать. Из чемоданчика он достал что-то вроде «жучка» в форме пуговицы и замаскировал его за застежкой сумочки Киры. Потом вытащил более объемистый черный аппарат, снабженный антенной, и быстро проверил, как он действует.

— А теперь, Кира, слушай меня внимательно. Мы останемся здесь, совсем близко; даже если ты не будешь нас видеть, знай, что мы рядом. Сумочку из рук не выпускай: этот аппарат действует в радиусе ста метров, и мы будем слышать всё, о чем вы говорите. Я ничего не могу установить у тебя в машине, потому что вы можете пойти что-нибудь выпить или просто пройтись, и не могу дать тебе наушники. Вы будете слишком близко друг от друга. Если он попытается тебя поцеловать — а будь спокойна, он наверняка попытается, — наушники тебя выдадут.

— Хорошо.

— И прошу тебя, Кира, помни, что можно говорить, а что ни в коем случае нельзя. Помни, что мы — обезьяны, и у этого самца, которого ты знала с детства, еще маленькой обезьянкой, кроме тебя, никого нет. Он может потерять над собой контроль.

— Я знаю это, Нардо, и знаю хорошо.

— Никаких обвинений, никаких обид. Не будь ни излишне жесткой, ни слишком уступчивой. Оставь открытым узкий и далекий просвет, не назначай времени, не бери никаких обязательств. На сегодня он — самый важный человек в твоей жизни, помни об этом сама и напоминай об этом ему. Тебе просто надо немного прогуляться и подышать воздухом. Он станет обижаться, попытается поставить тебя в неловкое положение, но ведь ты умнее его. Ты-то знаешь, что он всего лишь обезьяна, хоть и думает, что из всех мужчин он самый лучший. Играй умницу, подавляй его. Если будешь спокойной, то запросто слопаешь его, как закуску. Улавливаешь?

— Улавливаю.

— Ты понимаешь, что он может попросить секса?

— Понимаю, но это не проблема. Для меня заняться с ним сексом — все равно что выпить кофе. Вот только кофе возбуждает гораздо сильнее.

— Молодец, вот такой ты мне нравишься. Где у вас свидание?

— Возле его дома, через десять минут. Мне пора идти.

— Помнишь секретную фразу?

— Да.

— Как только ты ее произнесешь, я вмешаюсь.

— И сделаешь ему больно?

— Очень, очень больно.

— Это не понадобится. Я пошла.

— Я слежу за тобой издали. Иди.

* * *

Сабина не могла выговорить ни слова. Она на правах гостя присутствовала в каком-то параллельном мире, диаметрально противоположном ее миру, зажатому в границах общественных институтов, которые на бумаге вроде бы должны защищать интересы гражданина, а на деле зачастую лишены такой возможности. Она в какой-то степени была шокирована, потому что прекрасно знала, что, будучи сотрудником полиции, ни за что не смогла бы обеспечить жертве преследования такую эмоциональную поддержку, которую Нардо обеспечивал в полной мере. При этой поддержке такая девушка, как Кира, находясь на грани отчаяния, доверяла ему безгранично. Сабина чувствовала себя не в своей тарелке, что было ей несвойственно: она привыкла быть четко ориентированной и уверенной в себе благодаря своему положению, достигнутым результатам и вполне законным ожиданиям благополучного и престижного будущего. Однако ей было гораздо важнее сейчас, в тяжелый для нее период, пережить эти эмоции; все остальное значения не имело.