– Готово, – сообщил наконец одельтерский чародей. – Но обожди несколько часов: даже моей воле пробить такого
В тот день Васбегард впервые не взял с Фойерена денег за услугу. «Черт с тобой, – махнул рукой он. – Я же не настолько свиреп, чтобы брать деньги с человека, которого, возможно, обреку своими чарами на гибель». Месье Алентанс удивленно пожал плечами и отпустил чародея досыпать полагавшиеся ему часы.
Гипс на левой ноге был отныне Хитрецу не нужен, и недовольная Джасин, бормоча себе под нос на мансиди, стала его снимать. Аниса Саджайки всегда отличалась терпением; она и теперь терпеливо ждала, пока закостенелые слои размокнут в воде, а затем, перепачкавшись с головы до ног, разрезала их большими ножницами. Взамен лекарь соорудила на голени Хитреца странную конструкцию из тонких ремней и легких прутьев – по ее убеждениям, необходимую для того, чтобы не разошлись кости.
Пополудни, едва только проснувшись, Фойерен потребовал принести ему кухонный ножичек и, получив его, самозабвенно на виду у изумленных компаньонов потыкал им свою ногу. Затем Хитрец привстал, выпрямился, сделал несколько аккуратных шагов и под возглас ужаса Джасин подпрыгнул пару раз на месте.
Окутанная иллюзией нога не чувствовала ничего.
– Потрясающе! Ты превзошел себя, Васбегард, – довольно заключил Хитрец, и чародей, показавшийся на пороге его комнатушки в распоясанном шлафроке, со спутанными от сна волосами, по своему обыкновению, манерно поклонился.
Игорный дом «Ла Карта Фиерра»[86]
, принадлежавший некоему синьору Алеманно Скравьено, формально не был в Каполь-кон-Пассьонэ лучшим: ведь чаще всего так величают лишь те заведения, что нарочито подходят для всеобщего пользования. В отличие от подобных богаделен, «Ла Карта Фиерра» располагал весьма ограниченной аудиторией. Можно сказать, это был карточный клуб с внушительными ставками и клиентурой высоких кругов, но синьор Скравьено отбирал претендентов лично.Да, потенциальный новичок общества Скравьено получал однажды особую игральную карту – и эта карта означала его самого. Человек мог быть крестовым тузом, валетом червей или семеркой пик, и ошибался Алеманно редко.
Приглашения в клуб изготовлялись по секретным технологиям, и каждое из них особым образом пронумеровывалось так, что их невозможно было подделать. Эти загадочные картонные открытки, исполненные настолько живописно, что тонкость их рисунка походила на гравировку
Кадван Берм получил приглашение по распоряжению самого Дезире Дуакрона, известного в Городе Души под именем Короля Желаний. Дезертиру из Книвета выпала десятка бубен с зеленой рубашкой и оттиском из золота – карта внезапного удара, денег и свидания.
Но приглашение это 16 февраля 890 года при входе в игорный дом предъявила не рука молодого парня, а широкая мужская пятерня в бессменной черной перчатке. Вторая рука держала под локоть меня – лже-сестру одельтерского мага.
Так, выдавая себя за Кадвана Берма, а меня – за его жену, Хитрец преспокойно прошел внутрь. Синьор Скравьено, надо сказать, был милосерден и позволял некоторым из гостей приходить с супругами, особенно если их приглашал сам Король Желаний. Иногда женщины принимали участие в партиях, но чаще всего дожидались окончания игры в соседней комнате, гадая, выйдут ли их спутники сказочными богачами или останутся без гроша в кармане. Как правило, случалось второе.
Чьерцем – с помощью своих талантов – уже позаботился о том, чтобы Алеманно не знал, что мы были вооружены. Но в моем чулке запрятался маленький ножичек; я хотела взять с собой и револьвер, но Хитрец запретил. «Твоя рука еще успеет выстрелить. Но не этим вечером и не в Короля Желаний», – сказал он за пару часов до визита. Сам Фойерен прихватил пистолет, правда, с надеждой на то, что ему оружие тоже не понадобится.
Итак, мы с Хитрецом вошли в «Ла Карту Фиерру», и в нос нам ударило терпким запахом табака, в голову – чудаковатостью этого места и в грудь – стойким ощущением опасности. Мы обнаружили себя в небольшом коричнево-малиновом фойе, обставленном в экзотическом стиле далекой страны Шинхэ: картины с изображением пагод, фонарики, карликовые деревья в горшках, веера и даже немаленьких размеров статуя «усатого дракона». Удивительная, обманчивая гармоничность холла играла на руку синьору Алеманно: она настраивала посетителей на философский лад, и те с большей легкостью оставляли здесь проигранные деньги.