Ноктем медленно и покорно двинулся в сторону престола; женский смех доносился то с одной, то с другой стороны зала. Когда Повстанец опустился на трон, невысокая женщина, вся перепачканная в крови, села у ног Дуакрона и принялась расстегивать его покореженный доспех.
«Самая воинственная из всех женщин», – признал недавний Повстанец.
– Ноктем Дуакрон, новый Властитель Одельтера… – сладко промурлыкала женщина. – Боги одобряют тебя, как никого из твоих предшественников.
– Мы никогда не победили бы без твоей помощи, Меральмира. Я хочу поблагодарить тебя… Какой титул ты бы хотела носить?
– Мне не нужны подачки. Награды – они для тебя…
Могущественная, красивая чародейка сидела перед новым королем. Сидела на коленях, но никогда не подчинялась его приказам. Удивительно, подумал Дуакрон, как столько своеволия умещалось в таком маленьком, стройном теле, в этих темных карих глазах…
«Самая красивая из всех», – подумал Ноктем.
– Тогда что тебе нужно? – спросил он.
Меральмира не ответила. Она взяла руку нового Правителя и положила на свое бедро – и разгоряченная победой ладонь сразу почувствовала благородный холод металла.
«
«Самая ловкая из всех», – улыбнулся новый Правитель.
Части помятого доспеха – нагрудник, налокотник, наплечник, наручи, латная юбка, набедренники, наколенники, наголенники… – теперь, отстегиваясь будто по собственному желанию, по очереди падали на пол.
Чародейка же поднялась и, отступая, потянула Ноктема за собой. Рукой она опрокинула один из подсвечников, и огонь быстро растянулся по ведущей к престолу ковровой дорожке. Вскоре своды зала были окурены тонким запахом дыма.
«Самая желанная из всех».
Корона, прикрепленная прежде к поясу чародейки, сорвалась с крючка и покатилась по полу.
…Вдвоем они расположились на троне, наслаждаясь особенной, тягучей безмятежностью. Новый король, невысокий, светловолосый, с грустными голубыми глазами, и маленькая белокожая чародейка. В тот момент Ноктем получил безграничную власть над Империей, а Меральмира – над ним. Он любил ее безумно; любовь крепнет среди препятствий, а сегодня они вместе преодолели одно из главных препятствий в своей жизни.
Король-Повстанец был одним из множества ее любовников, но свою безграничную любовь она подарит не ему. Она посвятит себя другому – тому, которого создаст сама. Но сегодня она была с Ноктемом.
«
Всю монаршую семью Гизо казнили этим же вечером.
К тому времени Главная площадь Этидо была насильно и до отказа заполнена людьми – жалкими и трясущимися от страха больше, чем от майского холода. Ближе всего к помосту располагалась аристократия; за ее спинами на почтительном отдалении сгрудились горожане. Огромная толпа молчала: порядок поддерживался охраной, которая угощала плетьми каждого, кто пытался заговорить. Где-то вдалеке еле слышно всхлипывала женщина; она прижимала к себе тело забитого до смерти ребенка. Другой горожанин придерживал дрожащей рукою вытекший глаз. Стражники Повстанца, на совести которых были эти несчастья, сейчас переглядывались и посмеивались. Похоже, они были довольны тем, что содеяли.
Главное действо разворачивалось на помосте.
Ноктем Дуакрон, разодетый в парадный сине-золотой котарди, с накинутым поверх меховым пелиссоном, отдавал приказы. Меральмира, облаченная теперь в темно-синее блио и белый эннен, сама держала старого короля и его жену за волосы. Чтобы те смотрели на смерть своих детей. В сумерках, понемногу застилавших город, карие глаза чародейки выглядели еще больше. Их животный блеск извивался змеей.
Детей было шестеро: четыре мальчика и две девочки. Щуплых и раздетых до рубашек, их по одному подводили к плахе.
– Не бойтесь! – кричал король Маркеллин всякий раз, когда палач заносил топор над очередным его ребенком. – Смотрите на меня, дети! Не бойтесь! Сегодня мы встретимся с вами на Небесах!
Иногда в толпе начинался плач, и тогда стражники Дуакрона брали батоги и били ими всякого, кто осмеливался оплакивать монаршую семью – вне зависимости от его происхождения.