Хитрец. Игра на Короля

Сегодняшний день ничем не отличался от предыдущих. Бодрствующий уже целых три часа, с припухшими от недосыпа нижними веками, доктор Арденкранц Манеора вышел в гостиную к завтраку и обменялся с дочерью холодными, как погода за окном, кивками. Кроме этих двоих, к столу никого не ждали вот уже восемнадцать лет, и еще столько же (или больше – в зависимости от того, сколько ему будет отпущено Создателем) Арденкранц не собирался приводить в свой дом новую хозяйку.

Итэльмина, единственный ребенок доктора, в детстве приветствовала его громким поцелуем в щеку. Забираясь к папеньке на колени, она каждый день спрашивала, какую историю он расскажет сегодня. И Арденкранц рассказывал. Об опасных путешествиях в неизведанные земли, о людях-ящерах, о древних героях и диковинных механических изобретениях – а девочка, распахнув изумленные глаза, вдохновенно слушала.

Но то было слишком, слишком давно. Давно ушла эта детская непосредственность, давно в глазах Итэ потух радостный огонек.

Когда-то живая и увлеченная, девочка перестала интересоваться чем-либо, стоило отцу не отпустить ее в магический университет. Проходить обучение в другом месте Итэльмина не желала, а праздная жизнь ей претила, и все это выливалось во вселенскую скуку.

Последние пару-тройку лет они завтракали в молчании: девушка водила по тарелке столовыми приборами, а доктор Манеора неспешно читал газету. Но сегодня привычный порядок канул в небытие.

– Итэльмина, дорогая, – вдруг по-одельтерски обратился Арденкранц к дочери. – Ты же знаешь, какова грань между рассудком и безумием?.. – Удостоверившись, что девушка его слушает, доктор продолжил: – Только критика собственных поступков. Так вот, запомни: у сумасшедших ее нет.

Жена не успела выучить его одельтерскому полностью. Но Манеора боялся забыть даже то, что знал, а потому силился беседовать на имперском с наследницей.

– Первым признаком безумия часто становятся сны, – продолжил Арденкранц со всем спокойствием, какое только мог из себя выжать. – И когда они переходят в действительность… Это – первая стадия. Так вот, дочка, сегодня мне вновь снилось, что я убийца…

Итэльмина по-одельтерски возразила, что это неправда. Язык имперцев был ей неинтересен, но девушка уже успела убедиться, что, когда месье Манеора начинал говорить на имперском наречии, надобно было отвечать так же. Иначе папенька впадал в страшную ярость.

– Я боюсь, что наступит день… – горестно начал доктор.

– Отец, была бы я чародейкой, я бы обязательно помогла вам, – уже на соберданском перебила его Итэльмина. – Я бы помогла действеннее любого врача, и вам бы не пришлось ни о чем беспокоиться.

– Оставь этот вздор, дорогая, – покачал головой Арденкранц, который не хотел начинать день со словесной перепалки. – Ты же знаешь, что магия не лечит рассудок. Только забирает.

Нежные щеки наследницы вспыхнули.

– Мой отец стал воплощением всех предубеждений о Печальной земле! И сам живет иллюзиями! – с чувством воскликнула она, и не то дерзкий, не то жалобный взгляд ее бродил по комнате. – Ее нет, как нет и матери! У вас нет никого, но заботит вас только эта женщина! Вам следует жить дальше! Тогда все пройдет.

Дочери не указывают родителям, но в словах Итэльмины было больше сострадания, чем укора, – и Арденкранц не смог возразить. «Когда она станет старше, она поймет, – подумал доктор, – что первые чувства – самые сильные. Первые возлюбленные – самые любимые, и первая страсть граничит с безумием. Разрыв с ними подобен смерти… нет, она не должна пережить подобную боль».

– Я не могу смотреть на это! – упрямо продолжала девушка. – На то, что вы сотворили с собой. И я не хочу становиться частью вашего траура. Я не смирюсь!

Арденкранц грустно усмехнулся.

– Отпустите меня во Фье-де-ля-Майери, отец! Не держите меня в этом мрачном болоте…

– Ты хочешь потерять большую часть души?! – тут же рассвирепел доктор. – Скажи, ты правда этого хочешь?

– Отец, я могу в любой момент написать Королю… или даже самому императору Ресильену! И тогда мне грозит принудительное отправление во Фье-де-ля-Майери, а вам – штраф в круглую сумму! Втрое больше тех денег, что вы заплатили, дабы оставить меня при себе.

– Ты же знаешь, кто на самом деле будет принимать решение! И относительно тебя уже давно все решено.

– Отец! – взмолилась было Итэльмина.

Арденкранц давно уже заготовил дочери цветистый ответ, но ответить сегодня ему не удалось. Ибо в этот момент в гостиную вошла горничная. Судя по всему, дело было неотложное, так как в иное время после сервировки стола доктор Манеора отпускал прислугу вплоть до окончания завтрака: он не любил стеснять людей ненужной, на его взгляд, помпезностью. К тому же психиатр считал, что не так уж далеко ушел от своей прислуги. Ведь и он обслуживал людей – с единственной разницей в том, что был образован.

– Прошу прощения, месье Манеора. Вам записка, – единственная на весь дом горничная протянула доктору маленький, вполовину меньше обычного, конверт.