Хижина дяди Тома

Том припал к кружке, потом поднял глаза и устремил на Касси проникновенный взгляд.

— Миссис! Пойдите к тому, кто напоит вас живой водой.

— К кому? А где его искать? И кто он?

— К тому, о ком вы читали мне, — к господу нашему.

— В детстве я видела его изображение над алтарем, — сказала Касси, и взгляд ее темных глаз смягчился. — Но здесь его нет! Здесь грех и отчаяние, которому нет конца. — Она прижала руку к груди и тяжело вздохнула, словно под тяжестью непосильного груза.

Том хотел сказать что-то, но Касси остановила его:

— Молчи, не надо говорить. Попробуй лучше заснуть.

Она поставила кувшин поближе к нему, оправила его жалкую постель и вышла из чулана.

Глава XXXV. Талисман

…муки вечные, без стона

Надолго сдержанные в нас,

Как боль от жала скорпиона,

К нам возвращаются не раз.

Один намек, пустое слово

Страданье старое вернет

С прошедшей горечью и снова

Больное сердце изгрызет.

Байрон. Путешествие Чайльд-Гарольда, п. IV.

Гостиной в доме Легри называлась длинная, просторная комната с большим камином. Когда-то она была оклеена дорогими пестрыми обоями, но теперь от них остались только бесцветные клочья, свисавшие с покрытых плесенью стен. В воздухе стоял тот нездоровый запах сырости, пыли и запустения, которым обычно бывают пропитаны заброшенные старые дома. На обоях виднелись пивные и винные пятна, какие-то записи мелом и длинные столбики цифр, точно кто-то занимался тут арифметикой. В камине была поставлена жаровня с тлеющими углями, так как в этой огромной комнате даже в теплую погоду по вечерам чувствовались сырость и холод. Кроме того, Легри всегда надо было иметь под рукой угли, чтобы закуривать сигару и греть воду для пунша. Жаровня бросала багровые блики по стенам, обнаруживая всю неприглядность этой так называемой гостиной, заваленной седлами, уздечками, сбруей, кнутами и разной одеждой, на которой с удобством располагались уже известные нам собаки.

Легри готовил себе пунш и, наливая в стакан горячую воду из треснувшего, с отбитым носиком кувшина, ворчал:

— Пропади он пропадом, этот Сэмбо! Натравил меня на новых невольников в такое горячее время! Теперь Том с неделю будет лежать.

— Пеняй на себя! — послышался голос позади его кресла.

Это сказала Касси, незаметно прокравшаяся в комнату.

— А, чертовка, вернулась?

— Да, вернулась, — холодно ответила она. — И опять примусь за свое.

— Врешь! Как я сказал, так и будет. Возьмись за ум! А не возьмешься, проваливай в поселок и работай вместе со всеми и харч получай там же.

— Да мне в тысячу раз лучше валяться в грязной лачуге, чем жить под твоим копытом! — воскликнула Касси.

— От моего копыта никуда не денешься; только этим я себя и утешаю, — сказал Легри и схватил ее за руку. — Будь умницей, садись ко мне на колени.

— Берегись, Саймон Легри! — крикнула Касси, бешено сверкнув глазами. — А все-таки ты меня боишься, — насмешливо добавила она, — и неспроста боишься: ведь во мне сидит сатана. Так будь же осторожней!

Последние слова Касси проговорила свистящим шепотом в самое ухо Легри.

— Перестань! Ты и вправду с сатаной спуталась! — Он оттолкнул ее от себя. Взгляд у него был испуганный. — Слушай, Касси! Давай будем друзьями, как прежде!

— Друзьями! — повторила она и не могла больше выговорить ни слова от нахлынувшей на нее ярости.

Легри всегда ощущал над собой власть Касси — власть сильного, безудержного в своих чувствах существа, которое способно покорять даже самые грубые натуры. Но за последнее время, изнемогая под страшным гнетом рабства, Касси стала беспокойной и вспыльчивой, как никогда. Вспыльчивость се иной раз граничила с безумием, что приводило в трепет Легри, который, подобно всем невежественным людям, питал суеверный страх перед сумасшедшими. Когда в доме появилась Эммелина, чувство, глубоко таившееся в окаменевшем сердце Касси, вспыхнуло ярким пламенем, она вступилась за девушку и с яростью набросилась на Легри. Выведенный из себя, он пригрозил послать Касси на полевые работы, если она не образумится. Касси гордо ответила, что это ее не страшит. И, как мы уже видели, проработала в поле до позднего вечера, выказав этим свое пренебрежение к угрозам хозяина.

Весь тот день Легри было не по себе, ибо Касси все время занимала его мысли.

Когда она поставила свою корзину на весы, у него мелькнула надежда на примирение, и он шутливо заговорил с ней, стараясь задобрить строптивую женщину, но из этой попытки ничего не вышло.

Зверская расправа с несчастным Томом окончательно взбесила Касси, и она вернулась домой только для того, чтобы отчитать Легри за его бесчеловечность.

— Перестань буйствовать, Касси, — сказал он, — будь благоразумной.