Хижина дяди Тома

Он вышел в темные сени, в дальнем конце которых виднелась лестница во второй этаж. И лестница и сени, когда-то пышно убранные, были теперь завалены всяким хламом, заставлены ящиками. Голые ступеньки уходили во тьму. Сквозь разбитое полуоткрытое окно над дверью лился слабый лунный свет. Воздух здесь был затхлый, в нем чувствовалась пронизывающая сырость, как в склепе.

Легри остановился у лестницы и прислушался. Наверху кто-то пел. Как странно и жутко было слышать пение в этом запущенном, старом доме! А может, у него просто нервы разгулялись? Тсс!..

Сильный и нежный голос пел песню, излюбленную рабами:

Слезы, слезы,
Плач и слезы у престола господня…

— Вот проклятая! Придушить ее мало! — пробормотал Легри. Потом крикнул: — Эмми! Эмми!

Но ответом ему послужило эхо, насмешливо повторившее его зов. А звонкий девичий голос продолжал:

Расстаются навеки,
Расстаются навеки
Мать и сын у престола господня…

И снова припев:

Слезы, слезы,
Плач и слезы у престола господня…

Легри поднялся на одну ступеньку и снова замер. Он постыдился бы признаться в этом самому себе, но крупные капли пота выступили у него на лбу, сердце екнуло от страха. Ему показалось даже, будто во тьме перед ним мелькнуло что-то белое. Уж не призрак ли это покойной матери?

— Теперь мне ясно одно, — прошептал он, нетвердыми шагами возвращаясь в гостиную, — этого негра надо оставить в покое. Тут без колдовства не обошлось. Иначе с чего бы меня так знобило и прошибало потом! Откуда он взял этот локон! Неужто тот самый? Да нет, не может быть! Ведь тот я сжег, сжег собственными руками. Не из пепла же он возродился!

Да, Легри! Этот золотистый локон был колдовской! Ужасом и раскаянием веяло на тебя от каждого его волоска, и высшая сила связывала им твои жестокие руки, чтобы они не коснулись тех, кто был в твоей власти!

— Довольно вам спать, проснитесь! — Легри засвистал и топнул ногой на собак.

Но они сонно повели на него глазами и не двинулись с места.

— Сэмбо и Квимбо, что ли, позвать? — продолжал Легри говорить сам с собой. — Пусть споют что-нибудь и спляшут, повеселят меня, разгонят мои мрачные мысли.

Он надел шляпу, вышел на веранду и затрубил в рог, вызывая своих верных приспешников.

Когда Легри бывал в хорошем расположении духа, он часто призывал к себе Квимбо и Сэмбо и, предварительно напоив этих головорезов, развлекался их пением, плясками или дракой — в зависимости от настроения.

Возвращаясь от Тома около двух часов ночи, Касси услышала несущиеся из дома дикие крики, посвист и улюлюканье вперемежку с оглушительным лаем собак.

Она поднялась на веранду и заглянула в окно гостиной. Легри и оба надсмотрщика, вдребезги пьяные, горланили песни, орали, метались по комнате, опрокидывая стулья, и строили друг другу нелепые и страшные рожи.

Касси отвела рукой створку ставни и долго смотрела на то, что творилось в гостиной. Ее темные глаза горели презрением и яростной злобой.

— Неужели грешно избавить мир от такого мерзавца? — прошептала она.

Потом круто повернулась, вошла в дом с черного хода и, поднявшись по лестнице, постучалась к Эммелине.

Глава XXXVI. Эммелина и Касси

Касси отворила дверь и увидела, что Эммелина, бледная от страха, сидит, забившись в дальний угол комнаты. Девушка вздрогнула, но, узнав Касси, бросилась к ней, схватила ее за руку и сказала:

— Касси! Как я рада! Я думала, это… Боже мой, если бы ты знала, что там делается весь вечер!

— Мне ли не знать! — сухо сказала Касси. — Я не в первый раз это слышу.

— Касси! Давай убежим отсюда! Все равно куда: на болота, где змеи, — куда угодно! Неужели нам отрезаны все пути?

— Отсюда только один путь — в могилу, — сказала Касси.

— И ты никогда не пробовала убежать?

— Другие пробовали, а я видела, чем это кончалось.

— Я готова скитаться по болотам, глодать древесную кору! Пусть там змеи! Лучше жить среди змей, чем около этого человека! — волнуясь, говорила Эммелина.

— Многие так думали, — ответила ей Касси. — Но на болотах долго не пробудешь: выследят с собаками, приведут обратно, а потом… потом…

— А что он сделает, если поймает? — Девушка жадно всматривалась ей в лицо, дожидаясь ответа.

— Спроси лучше, чего он не сделает, — сказала Касси. — Этот человек изучил свое подлое ремесло среди пиратов в Вест-Индии. Ты потеряешь сон, если послушаешь, что мне приходилось видеть здесь, и узнаешь, как он похваляется своими подвигами. У меня, бывало, по неделям стояли в ушах вопли его жертв. Ты еще не видела пустыря за поселком, не видела сухого дерева с обуглившимся стволом, а под ним гору золы. Спроси, кого хочешь, что там делалось, и тебе никто не посмеет сказать правду.

— Какую правду?

— И я тебе не скажу. Мне даже вспоминать об этом страшно. А что будет завтра, если Том не покорится ему?

— Боже мой! — прошептала Эммелина и вся побелела от ужаса. — Что же делать, Касси?