— Хорошо, хорошо! — обрадовалась тетушка Хлоя. — Уж я вас не подведу, вот увидите! Каких мы только обедов не давали! Боже ты мой! Помните, я испекла большой-пребольшой пирог с курятиной, когда у нас был генерал Нокс? Мы с миссис в тот день чуть не повздорили. С этими леди иной раз такое начинает твориться, что только руками разводишь. Человек занят важным делом, настроился серьезно, волнуется, а они шагу тебе не дают ступить, во все готовы вмешаться. Вот и моя миссис: то так мне велит, то эдак. Наконец сил моих больше не стало! «Миссис, — говорю, — поглядите вы на свои белые ручки да на тонкие пальчики все в кольцах. Ни дать ни взять лилии в капельках росы! А у меня, вон какие ручищи — словно черные обрубки. Так как же, по-вашему? Кому господь положил печь пироги, а кому сидеть в гостиной?» Вот я как осмелела, мистер Джордж!
— А что мама сказала? — спросил тот.
— Что сказала? Знаете, какие у нее глаза! Большие, красивые. Промелькнула в них усмешка, и, слышу, она говорит: «Хорошо, тетушка Хлоя, пусть будет по-твоему», и ушла к себе в гостиную. Меня бы за такую смелость оттрепать надо, но уж какая я есть, такая и есть — не люблю, когда мне мешают на кухне.
— А тот обед удался на славу, я помню, как его все похваливали, — сказал Джордж.
— Похваливали? А вы думаете, я не стояла за дверью, не видела, как генералу три раза подкладывали пирога на тарелку? А он ест и приговаривает: «У вас просто замечательная повариха, миссис Шелби!» Ох! Как я тогда жива осталась!.. А генерал, он понимает, что такое хороший стол! — горделиво продолжала тетушка Хлоя. — Почтенный человек. Их семья — одна из самых знатных в старой Виргинии[8]
. Он не хуже меня знает толк в пирогах, а в них, мистер Джордж, не всякий разбирается. Я тогда еще подумала: «Ну, генералу все тонкости известны».К этому времени Джордж достиг той степени насыщения, когда уже кусок не идет в горло (так бывает даже с мальчиками, но при совершенно исключительных обстоятельствах), и наконец-то соизволил заметить две курчавые головки и две пары горящих глаз, которые с жадностью следили с другого конца комнаты за тем, что делается у стола.
— Моз, Пит, получайте! — крикнул он, бросив им по большому куску торта. — Вам, наверно, тоже хочется? Тетушка Хлоя, накорми их.
Гость и хозяин пересели в уютный уголок поближе к очагу, а тетушка Хлоя, нажарив еще целую гору оладий, посадила малютку на колени и начала совать кусочки по очереди то ей, то себе, то Мозу и Питу, которые предпочитали поедать свою порцию, катаясь по полу, щекоча друг друга и то и дело хватая сестренку за ноги.
— Да ну вас совсем! — покрикивала на шалунов мать и, когда возня принимала слишком буйный характер, наудачу пинала их ногой под столом. — Белые в гости пришли, а им хоть бы что! Перестать сию же минуту! Сидите смирно, не то спущу я вас на одну пуговицу ниже, дайте только мистеру Джорджу уйти!
Трудно сказать, что означала эта страшная угроза; во всяком случае, ее зловещая неопределенность не произвела никакого впечатления на малолетних грешников.
— Фу ты господи! — воскликнул дядя Том. — Им бы целый день веселиться, угомона на них нет.
Тут оба мальчугана вылезли из-под стола и, все перемазанные патокой, кинулись целовать сестренку.
— Да ну вас совсем! — крикнула мать, отстраняя рукой их курчавые головы. — Приклеитесь друг к дружке, потом вас не разлепишь. Марш к колодцу, умойтесь как следует!
И она сопроводила свои слова довольно увесистым шлепком, который исторг лишь новый взрыв смеха у малышей, кубарем выкатившихся за дверь.
— Видали когда-нибудь таких негодников? — благодушно спросила тетушка Хлоя и, взяв старенькое полотенце, плеснула на него воды из треснувшего чайника и стала смывать патоку с лица и рук малютки.
Натерев дочку до блеска, она посадила ее Тому на колени, а сама занялась уборкой посуды. Девочка тут же начала тянуть отца за нос, царапать ему лицо и — что доставляло ей особенное удовольствие — запускать свои пухлые ручонки в его курчавую шевелюру.
— Ишь, озорница! — сказал Том, держа дочку на вытянутых руках.
Потом встал, посадил ее себе на плечо и давай прыгать и приплясывать с ней по комнате.
Л1истер Джордж махал платком, Моз и Пит, уже успевшие вернуться, бегали за ними, ревя, как всамделишные медведи, и под конец тетушка Хлоя заявила, что они своей возней «совсем ее без головы оставили».
Поскольку эта хирургическая операция производилась здесь ежедневно, заявление тетушки Хлои нисколько не умерило всеобщего веселья, и тишина наступила в хижине лишь тогда, когда все накричались, набегались и натанцевались до полного изнеможения.
— Ну, кажется, угомонились, — сказала тетушка Хлоя, выдвигая на середину комнаты низенькую кровать на колесиках. — Моз, и ты, Пит, ложитесь спать…
Пока все это происходило в хижине работника, в доме хозяина разыгрывалась совсем другая сцена.
Работорговец и мистер Шелби сидели в той же столовой, за тём же столом, на котором возле чернильницы лежали какие-то бумаги.
Мистер Шелби подсчитывал пачки денег и одну за другой передавал их работорговцу.