Хижина пастыря

Иногда бредешь себе, вспоминаешь и не замечаешь, какое расстояние преодолел. Вроде только вышел, а уже на месте. Так вот, в тот день в эвкалиптовом лесу было совсем по-другому. Я погружался в воспоминания с головой, ей-богу, а тропа все тянулась и тянулась. Будто где-то впереди один невидимый чувак продолжал ее прокладывать, а второй высаживал по обеим сторонам новые деревья и запускал птиц. Специально для Джекси Клактона. Шутка такая, чтоб до ручки меня довести.

Клянусь, я думал, конца у этой долины нет и не будет.

Вечером я сдался. Развел костер, снял ботинки. Выпил травяного отвара и съел хорошую порцию холодного мяса; но врать не буду – я приуныл. Поспать тоже не удалось. Проклятые деревья всю ночь скрипели, шептали и стонали.

Утром я шел по тропе уже без особого энтузиазма. Почти не думал. Лишь высматривал просвет между деревьями, искал белое пятно, которое вернуло бы мне надежду.

Уже сильно за полдень я вышел на открытое пространство. Деревья постепенно начали редеть, а потом вдруг кончились. Ни одного тебе эвкалипта, только низкие соляные кусты и самфир. Я долго стоял на берегу, удивленно таращил глаза. Я и забыл, что соль такая бугристая. А озеро… Огромное, размеры просто в голове не укладываются.

Следы колес, по которым я топал, повернули на север. Ясно как белый день, что тут давно никто не ездил. В месте изгиба виднелись две глубокие колеи. Однажды кто-то увяз тут по самое не хочу, но потом грязь опять запеклась под солнцем и отвердела.

Я отступил от тропы, зачем она мне теперь? Прошел через самфир. Скоро и он исчез, осталась только соль. Странное ощущение: плоская на вид поверхность оказалась неровной. В основном соль была хорошо спрессована, но периодически нога куда-то проваливалась, очень неожиданно. Я не знал, куда делать следующий шаг, можно ли верить своим глазам, и с трудом сохранял равновесие из-за поклажи.

Через некоторое время я присел, наскреб горстку соли. Она выглядела грязной, с вкраплениями черного камня. По самым мягким участкам вились серые прожилки, как в протухшем мясе. Я двинулся дальше.

Метров через сто попал в яму, которую вовремя не заметил. Вокруг все блестело, и сверкало, и выглядело гладким, но земля постепенно шла под уклон, во впадину размером с небольшой пруд. Корка в середине оказалась мягкой, и я провалился по самые щиколотки. Под белой глазурью чавкала лиловатая жижа. Пришлось использовать карабин как посох, чтобы выбраться. Черт, ну и липкая же эта гадость!

Когда я добрел до нормального белого участка, мои ботинки превратились в глыбы вонючей слизкой дряни. Она отпадала комками и кляксами, рисовала четкую дорожку. Даже на твердой поверхности за мной оставался предательский след, что совсем не радовало.

Я теперь был далеко от деревьев, отсюда они казались зеленовато-синей полоской. За ними торчал кряж, на который уже опускалось солнце. На востоке смутно виднелся противоположный берег. Налево и направо озеро тянулось до самого горизонта.

Я упрямо шагал вперед. Когда соль вокруг стала сухой и чистой, я снял рюкзак, быстро глотнул из бутыли и расстелил на земле два домашних кухонных полотенца. То, которое я надевал вместо панамки, испачкалось, но я плюнул. Вот если б я, умник, прихватил из дома запасную рубашку или чистые трусы, тогда смог бы привередничать сколько влезет, а так… Ладно, спасибо, хоть полотенца есть. Крышкой от бутыли я начал скрести соль. Нагреб две кучи, утрамбовал их в шары размером с дыньку или, может, с голову младенца. Закрутил каждое полотенце и перевязал его ржавой проволокой. Потом набросал соли прямо в рюкзак и сунул туда полотенечные узлы, чтобы из них ничего не просыпалось. Закинул рюкзак на плечи и охнул. Ну и тяжесть! Будто камнями набито.

Не знаю, сколько я провозился. Добывать соль из озера оказалось не так легко и быстро, как я думал. Не три часа, конечно, но все равно долго. Так долго, что у меня появилось нехорошее предчувствие. Я уже понимал – ночевать опять предстоит в эвкалиптах. И кенгуру, подвешенный на дереве, свежее не станет. Однако мандражировал я не из-за эвкалиптов или кенгуру, а из-за того, что давным-давно торчал на открытом пространстве. Черт, да я был виден на этой огромной голой простыне как на ладони! К тому же у меня начались галлюцинации.

Я надел рюкзак, отряхнул руки. Нагнулся за карабином и бутылью, а когда встал, увидел краем здорового глаза темное дрожащее пятно. Если б вас колотили по голове столько, сколько меня, вы бы привыкли ко всяким точечкам и звездам. Иногда даже обычная ресница выглядит таким вот пятном. Но это была не ресница. Черный мазок. На сплошной белой глади. Я отвернулся – он пропал. Я посмотрел назад – он оказался на том же месте. На севере. Черный мазок подрагивал в теплом колеблющемся свете.

Твою ж мать, выругался я вслух. Схватил бинокль, висящий на шее. Увидел что-то темное, тонкое и высокое. Или кого-то. Я не разобрал. Но оно точно напоминало человека. Определить расстояние я не смог. И лица не разглядел. Выпустил бинокль и побежал.